Чурек подчинился. Набрал три цифры номера, и… Лицо его вытянулось.

– Сколько у вас теперь? – благоговейно спросил Толик.

– Пятьсот баксов, – ответил хачик и приказал горе-экзаменатору: – Сворачивайся! Я все понял про этого малъщика.

* * *

Кажется, он начал стареть. Сентиментальность откуда-то взялась, на философию стало тянуть. Всякие афоризмы в голову лезут. Сегодня, например, такой придумался: «От гадких снов – и миллионом не откупишься».

Петру приснилась одна из его подстилок, Смуглянка. Расхристанная, с кожей, вымазанной блестящим лосьоном, его шалавка бултыхалась в койке с двумя неграми. Один варнак драл ее сзади. Смуглянка яростно извивалась и сосала хер у второго…

Петр очнулся, в полусонной злости громыхнул кулаком по кроватной спинке.

Позднее утро. В квартире пусто. В пепельнице на тумбочке воняют бычки. «Дерьмо!» – ругнулся Петр и сошвырнул окурки на пол. Валька придет, уберется.

В душ идти уже некогда, через час – переговоры. Сегодня он встречается с фраерами. Значит, нужно втискиваться в рубаху, жать шею галстуком. Белянка, чмара, обещала и рубашку погладить, и удавку подобрать. Ни хера не сделано! Гумозница она. И Смуглянка – тоже.

А на фраеров он клал! Подождут.

Петр наполнил ванну, повалялся, понежился. Рубашку гладить не стал – вытащил из шкафа футболку с чикагскими быками[24]. «А с бабами своими я разберусь! Так разберусь, что им мало не покажется!» – думал он.

Маманя учила его, что под полнолуние снятся вещие сны. А луна сейчас полная, как тот блин. Значит, кошмарчик ему приснился вещий. Не иначе, его чмары по неграм ходят. А ему – мутят баланду: мы, мол, монашки. За лоха его держат! Не на того, козы, напали! Смуглянка, бля, Белянка! Духу их тут больше не будет. А попадутся под руку – на хор поставлю!

Зазвонил телефон. Фраера небось трусятся. Заждались.

– Петр Андреевич? – пролепетала секретарша. – Тут из «Русь-сервиса» приехали.

– Накласть. Пусть сидят, – отрубил он, шнуруя ботинки. – Что сегодня еще?

– В три – Баргузинов. В пять – Шеляринский. В шесть – Барсинский. В семь – у вас тут записано: «Белое солнце пустыни».

А, молодка из казино! Новый витамин С! Или – витамин Е.

Петр уже воспрял настолько, что смог, борясь с металлическим привкусом во рту, закурить первую за день сигарету.

– Барсинского отмени, – приказал он секретарше. – На шесть запиши меня к мордомазу.

– Простите, к кому? – растерялась секретутка.

– К парикмахеру, – рявкнул-пояснил Петр и швырнул трубку.

Он наконец выбрался из квартиры. Шпарило солнце. В футболке оказалось куда приятней, чем в рубахе. И еще одна приятность поджидала Петра на улице: у подъезда красовался спортивный «Мерседес Е-230» купе. Новенький, свеженький, только вчера из магазина. Сто сорок «зеленых» штук, но какой красавец! Не только казиношным бабам на «мерсах» ездить!

Петя никогда не изнурял себя комплексами. У меня, внушал он себе, видон – всегда тип-топ. Пусть фраера страдают, чтоб «одеваться уместно» или там за едой не чавкать. А он – богатый человек, боярин. На него хоть робу напяль – все равно видно, что мужик с деньгами и в авторитете.

В «Белое солнце пустыни» Петр явился в футболке и легких брюках. Мог бы и в шлепках прийти, да уроды на фэйс-контроле все-таки возбухнут. Несмотря на его авторитет.

Даша пришла без опоздания. В этот раз она приехала на «Опеле». «Опелек», конечно, – не «мерин», но она и на такой убогой тачиле сумела произвести впечатление.

Из окна ресторана Петр наблюдал легкий переполох, сопровождавший Дашино появление. Охранник отворял ей дверцу машины, швейцар шаркал ножкой, метрдотель аж на улицу выскочил: квохтал и размахивал папкой с меню. Даша принимала суету вокруг себя как должное. Царственно улыбалась.

«Супербаба!» – восхищенно подумал Петр. Ресторанная суматоха вокруг его девушки пришлась ему по душе.

Дашка смотрелась фантастически. Пока она шла по залу, народ за столиками шеи посворачивал. Глазеют людишки, облизываются. Ни хрена, думал Петр, – это МОЕ!

Правда, Дашке – уже далеко не двадцать. Может, даже тридцатник стукнул. Только она – заколдованная. Возраст ее украшает.

Петру уже до ломоты в зубах надоели бестолковые малолетки – девки без понятия и без мозгов. Рожи у них хоть и фарфоровые, только толку от этих баб, как от кукол. Ну и пусть глаза у Дашки с морщинками – зато во взгляде нет беспросветной тупости, как у безмозглых фотомоделек. И одевается она шикарно, и носик свой смешно морщит, и ходит, аппетитно качая бедрами. Уй, красавица: красный костюм, светлые волосы, нахальные и легкомысленные глаза… Голосок журчит нежней, чем ресторанный фонтанчик:

– Здравствуйте, Петя! Очень рада вас видеть. – Даша кинула веселый косячок на его футболку и, улыбнувшись, спросила: – Вы, наверно, прямо с работы?

– Жара. Летняя форма одежды, – смущенно отрапортовал Петр. Вот сучка, как-то так себя ухитряется держать, что он перед ней оправдывается. Извиняться стал за любимую футболку с грозноликими чикагскими быками.

Он придирчиво осмотрел ее наряд. Костюм наглажен, будто она в машине стоя ехала. Босоножки, сумочка – дорогие и в тон. Молодец, коза, – умеет себя подать. Белянке-то со Смуглянкой сколько бабок ни дай – они все равно оденутся, как кикиморы.

Но один штришок Петр таки отметил. На Дашином пальце искрил бриллиант. Выглядел он, прямо скажем, чахленько – полкарата, не больше. А настоящий каменюка должен пыхать так, чтобы в глазах слепило. «Ну, это дело поправимое!» – радостно подумал Петр.

Даша меж тем быстро пролистывала меню. Не успела закрыть папку, как к ней мухой подскочил официант:

– Вы готовы заказать?

«Во как она их тут всех расшевелила!»

Даша улыбнулась – сначала Петру, а потом и гарсону. Попросила:

– Пожалуйста, салат из свежих овощей, шашлык из седла барашка, домашнего вина. Сладкое закажу позже. А вы, Петя, определились?

– Все салаты, какие есть. Тоже – шашлык. И водку, – приказал Петр.

– Салатов в меню очень много, – предупредил официант.

С языка чуть не сорвалось привычное: «Накласть!» В последний момент он удержался, сказал небрежно:

– Ничего, приставной столик поставишь!

– Браво, Петя! – искренне восхитилась Даша.

Когда официант отошел, она понизила голос и добавила:

– Вы такой сильный.

Легкая хрипотца в ее голосе возбуждала. Но почему – сильный? Кажется, он ее еще не трахал.

– В смысле? – спросил Петр.