Он снова потер, на этот раз по верхней губе, затем еще раз по нижней. Несмотря на прикосновения, она была озадачена. Ну почему она не посмотрела повнимательнее на фрукты и сладости на блюде? Да потому что была слишком поглощена всеми теми волнующими вещами, которыми Кит собирался заняться с ней.

– Вот, попробуй, и поймешь.

Приоткрыв губы, она позволила ему покормить себя. Круглое и скользкое угощение оказалось легким и неожиданно твердым. Когда она укусила, струйка сладкого пикантного сока наполнила рот.

– Виноград, – объявила она после того, как проглотила. – Это виноград.

– Гм… верно. Теперь дай мне попробовать.

Наклонившись, он завладел ее ртом в неторопливом игривом исследовании, которое дразнило и манило. Она попыталась ответить на его поцелуй, встретив его язык, когда он проскользнул внутрь, чтобы вкусить фрукт самым тщательным и наиприятнейшим способом.

– Вкусно, – сказал Кит. – А теперь еще кое-что. Глаза закрыты, – предупредил он.

Она затаила дыхание. Ей не пришлось ждать долго, прежде чем он прижал кусочек какого-то другого угощения к ее губам. В отличие от винограда это лакомство не было ни холодным, ни скользким и имело какой-то цветочный аромат. – Какой-то фрукт, – заключила она.

– Откуси кусочек, – велел Кит.

Она так и сделала, вонзив зубы в то, что было похоже на живой бархат. Персиковая мякоть и сок наполнили рот пленительным, чувственным вкусом. Прожевав и проглотив, она попыталась поймать каждую каплю, но одна все-таки убежала, скользнув по щеке. Элиза хотела было стереть каплю, но Кит удержал ее руку:

– Нет-нет, эта моя.

Ее глаза резко раскрылись, когда губы Кита заскользили по ее коже, роняя поцелуи и слизывая дорожку, оставленную липким соком. Он омывал ее щеку до тех пор, пока не осталось и следа. У нее подогнулись пальцы ног, а тело будто пронзали сотни крошечных иголочек.

– Еще одно, последнее, – объявил он. Элиза остановила его:

– А разве ты сам не хочешь что-нибудь съесть? Позволь мне покормить тебя.

Его глаза вспыхнули изумрудным золотом. – Ну хорошо. Ты можешь доставить мне удовольствие кусочком инжира. – Он взял фрукт с тарелки и, воспользовавшись маленьким ножом, разрезал его на четвертинки. Отложив нож, подал кусочек ей. – Ты ведь знаешь, что говорят об инжире, да? – спросил он, подтягивая тело вперед, опираясь руками об одеяло по обеим сторонам ее талии.

Она покачала головой, протягивая угощение, чтобы он мог отведать.

– Нет, а что говорят?

– Что инжир эротичен, его внутренность напоминает сердцевину самого потайного места у женщины. Удивляюсь, как это в твоей пикантной книжице об этом не упоминается.

Ее глаза расширились, когда он откусил почти всю дольку, губами коснувшись кончиков ее пальцев, когда втягивал кусочек фрукта в рот. Прожевав, он улыбнулся ей проказливой улыбкой, и Элиза внезапно ощутила какое-то смутное нетерпение и беспокойство.

– Прошу прощения, – сказал он, как только доел инжир. – Не стоило мне так дразнить тебя. Это только смущает тебя и причиняет мне ужасное неудобство.

Он перегнулся, потянувшись, чтобы взять еще одно угощение с тарелки, при этом она мельком увидела, о каком именно «неудобстве» он говорил: его темно-синие брюки больше не сидели свободно и, казалось, стали ему тесны.

Искры жара, словно от брошенного в огонь полена, вспыхнули и разлетелись по ней. Но Кит казался вполне обычным, вполне беззаботным и не проявлял никаких признаков неловкости или неудобства.

В таком случае, заключила Элиза, если Кит не взволнован такой раскрепощенной реакцией своего тела, то и она не позволит себе этого. Она вспомнила, как выглядели мужчины на иллюстрациях, которые она рассматривала, и осознала, что такая реакция, очевидно, вполне естественна.

Опершись на согнутый локоть, он вытянулся в полный рост рядом с ней.

– Это, – заявил Кит, показывая ей маленький шарик кремового цвета, – лакомство, требующее особого внимания. Эти конфеты называются «Соски Венеры».

Элиза почувствовала, как кончики ушей загорелись и, без сомнения, порозовели.

– Ты дразнишь меня, да? Не могут же они действительно называться, – она не могла заставить себя произнести эти слова по-английски, – так, как ты сказал?

Он откинул назад голову и рассмеялся.

– Именно так они и называются. Ты что, думаешь, я сам придумал такое название – «Венерины соски»?

Она выгнула одну бровь.

– Да, так я и думаю. Он снова усмехнулся:

– Польщен за комплимент моему воображению, но, боюсь, я не могу приписать себе такую честь. Я обнаружил эти конфеты на континенте, в одной симпатичной венской кондитерской. Владелец был ужасно рад упаковать целую коробку для моего исключительного удовольствия. – Он поднес конфету к ее губам. – Вот, попробуй.

– А из чего же они сделаны?

– Ну, выражаясь на простом и понятном английском, это жареные каштаны в сахарно-кремовой глазури. Ты разве не любишь каштаны?

– Гм-м… люблю. Но сейчас не зима. Где ты нашел каштаны в это время года?

Он улыбнулся ей медленной улыбкой, которая обнаружила крайне соблазнительную ямочку на подбородке.

– Есть способы. А теперь я настаиваю, чтобы ты попробовала и согласилась со мной, что это одно из самых греховно-божественных впечатлений в твоей жизни.

На взгляд Элизы, все ее сегодняшние впечатления были греховными и одновременно божественными. Однако разве не в этом смысл их свидания? Дать волю своим эмоциям и желаниям, уступить, поддаться страсти, в полной мере наслаждаясь новыми, неизведанными ощущениями? Получать и дарить удовольствие и при этом доказать Киту, что она идеальная женщина для него.

Набравшись смелости, она подняла голову и откусила кусочек конфеты. Сочный маслянистый вкус каштана наполнил рот. Изысканно-нежные, как и обещал Кит, «Венерины соски» с восхитительной пикантностью таяли на языке. Она улыбнулась и откусила еще кусочек, при этом Кит присоединился к ней, откусывая с другой стороны так, что их губы соприкасались. Так они и доели конфету, делясь и смеясь, купаясь в сладко-чувственных ощущениях.

Но как только конфета была съедена, они уже не могли беззаботно смеяться. Игривые сладко-сахарные поцелуи превратились в долгие, глубокие, пьянящие набеги, от которых голова кружилась, словно пух одуванчика, подхваченный порывом летнего ветра.

Отдаваясь на волю страсти, поющей у нее в крови, Элиза последовала примеру Кита, позволяя ему взять себя в путешествие по чувственному наслаждению, как он и обещал. Заключенная в восхитительный долгожданный плен его рук, она целовала его так, как он учил ее, вспоминая его уроки и применяя их, как она надеялась, с пользой.

Кит определенно не жаловался, бормоча слова поощрения, даже когда прерывался время от времени, чтобы внести предложение или показать ей новый способ максимально увеличить их обоюдное удовольствие.