Лис вступил в долгие и многоречивые переговоры с охранником, ближе всех находившимся к решетке люка. Испанец поначалу высокомерно не обращал внимания на его призывы, потом принялся ругаться на приставалу и пригрозил как следует отделать его, если тот не заткнется. Лис отстал, но ненадолго: посулил гинею, оставшуюся после обыска, если солдат сообщит о судьбе юнги-француза.

Корсары слушали проклятия, обрушившиеся на их головы.

– Согласится? – тихонько спросил Реми.

Лис хмыкнул:

– Конечно! Мысленно он уже положил гинею в свой кошелек и побоится, что я попробую договориться с кем-нибудь другим.

Спустя час сапоги испанца остановились прямо на решетке люка.

– Эй, rojo!

Лис подошел и задрал голову. Солдат, наклонившись, делал вид, что поправляет сапог. Продолжил негромко:

– Давай-ка сюда свою гинею!

– Давай-ка сюда свою новость! – отозвался Лис с готовностью.

– Покажи ее, – настаивал часовой. – И побыстрее!

Корсары приподняли капитана, так что пальцы, в которых была зажата гинея, проникли сквозь решетку. Испанец выдохнул речитативом:

– Адмирал долго говорил с мальчишкой, а потом велел запереть в гостевой каюте! – и выхватил из пальцев Лиса монету.

– Что там, Педро? – услышал Фокс голос второго часового. – Las ladrones шумят?

– Да не особо… Сапог вон, похоже, прохудился, – и солдат с кряхтением выпрямился.

Лиса опустили вниз, и корсары переглянулись.

– И что это значит? – озвучил всеобщее недоумение Джонни. Взгляды устремились на капитана. Тот пожал плечами.

– Нэтти как-то не успел посвятить меня в свои планы!

Обсуждение пошло по новой. Берни втихомолку следил за мрачнеющим капитаном. Наконец все угомонились. Часть философски решила, что близкая смерть отдыха не отменяет, и завалилась поспать. Часть играла в сохранившиеся у кого-то карты, азартно проигрывая и выигрывая будущую добычу. Лис рассеянно следил за игроками. Счет уже пошел на миллионы, когда пробравшийся к капитану Берни тронул его за плечо. Лис тихо отозвался на немой вопрос в глазах первого помощника:

– Я ведь, грешным делом, подумал… У Нэтти в рукавах по ножу. Но раз так… Ты ведь понял, что он тогда кричал?

– Да. Думаешь?.. Кто-то ведь заманил Люссана и нас в эту ловушку…

Фокс вздохнул.

– Я слишком много думаю… Но по крайней мере одной головной болью меньше – за Нэтти можно не беспокоиться.

* * *

– Тебе сказано привести себя в порядок. – Слуга (слуга, не солдат!) отчетливо и медленно выговаривал слова – боялся, юный пират не поймет.

– Спасибо, – машинально отозвалась Нати. Испанец принес таз с подогретой водой. Наверное, она отвратительно выглядит – а как иначе, когда побываешь в самой гуще боя? Грязь, пороховая гарь; кровь своя и чужая – Нати оттаскивала раненого Себальда в укрытие. Хотя бедняге это все равно не помогло: его просто изрешетило картечью…

Она засучила рукав и поспешно опустила, пока слуга не увидел ножа. Ножны уже натерли кожу, но Нати решила пока их не снимать: может, не заметят и впредь? Шипя от жжения в ссадинах, вымыла лицо, шею и по мере возможности – руки. Промокнула кожу полотенцем, пальцами разодрала волосы.

– Все.

Слуга оглядел ее с отвращением. Нати вздохнула смиренно:

– Что, наверное, надо еще духами побрызгаться? Так давай, я не против.

Испанец молча посторонился, пропуская ее в дверь.

Кажется, ожидается семейный ужин.

Так решила Нати, войдя в капитанскую каюту. Накрытый стол, хрусталь и серебро, яркие свечи в тяжелых подсвечниках. И никого, кроме адмирала, вставшего при ее появлении. Алонсо учтиво указал на стул из черного дерева.

– Присаживайтесь, сеньорита!

Слуга с презрительно оттопыренной губой уложил на ее колени салфетку – видимо, чтобы ее изгвазданные штаны не замарались. Алонсо продолжал непринужденно:

– Обожаю ужины в семейном кругу – они так редко случаются! А раз вы, сеньорита…

– Зовите меня Нати, – перебила та, – как вы меня звали в детстве.

– Ах, ну с тех пор вы немного подросли! Каково же ваше полное имя?

– Наталия Росио Мария Мартель де Аламеда. Отец называл меня Чио. Скажите, он… жив?

– Дон де Аламеда скончался пять лет назад, – сказал Алонсо, протягивая руку к блюду с фруктами. – Мармелад из гуаявы превосходен, попробуйте.

Из-под густых бровей метнул пронзительный взгляд в Нати.

– Что-то не вижу скорби на вашем лице!

Нати задумчиво смотрела на мармелад.

– Не поймите меня неправильно, я и сама не знаю, что чувствую. Всю жизнь я считала, что отец и вы, дон Алонсо, давно погибли. Всего несколько часов назад назвали ваше имя, и я… Ну что ж, я рада, что живы хотя бы вы.

Спохватившись, она оглянулась на слугу, молчаливой тенью застывшего за ее спиной. Алонсо понял ее взгляд.

– Не стоит смущаться! Хуан всю жизнь служит нашему дому. Его, без сомнения, можно назвать одним из столпов, на которых держится род де Аламеда. Кстати, может, вы и его помните?

Нати серьезно нахмурилась. Дон Алонсо наблюдал за ней с интересом.

– К сожалению, я плохо помню слуг. Дора, моя нянька, она и до сих пор со мной… то есть живет на Омори. Еще я помню повариху, она всегда угощала меня печеньем и давала лизнуть крема, когда я проникала на кухню. Кажется, ее звали… Тереза! Да, так ее звали!

– Отличная деталь! – похвалил Алонсо.

Нати поглядела на него внимательно. Кузен был безупречно вежлив, и в то же время в его взгляде, интонации, фразах проскальзывала ирония, почти издевка. Вкусно приготовленная еда неожиданно встала в горле сухим комом. Пришлось запить ее вином, прежде чем Нати сумела произнести, как она сама полагала – с достоинством:

– Мне кажется, кузен Алонсо, вы мне не верите!

Получилось с жалобным вызовом. Алонсо растянул губы в улыбке.

– Что вы… кузина! Мне просто не терпится услышать рассказ о ваших злоключениях!

– Злоключениях?

– О том, как вы оказались на Омори. И как вы оказались среди пиратов – тоже.

Нати принялась очищать апельсин. Нахмурилась.

– О том, что предшествовало нашему отъезду на Омори, я знаю только со слов матери… Начать с этого?

– Как вам будет угодно, – любезно отозвался Алонсо.

Адмирал слушал молча, сложив у губ пальцы; лишь пару раз задал уточняющие вопросы. В целом же у Нати сложилось впечатление, что рассказ об отплытии из Испании и дальнейшей жизни на Омори его нисколько не заинтересовал. Зато вторая часть… Он даже подался вперед, внимая.