— Такой удар могла нанести и женщина. Ты сам подозреваешь кого-нибудь?

— Я? — удивленно приподнял брови Киселев. — Никого.

— Полагаешь, тебя хотели убить случайно?

— Конечно, нет. Это Молох… Боже мой! — пострадавший облизнул сухие губы. — Откуда он… я имею в виду, убийца… мог знать, что я нахожусь в метро? Он… следил за мной?

Смирнов взял с тумбочки минеральную воду, налил в стакан и подал Стасу. У того дрожала рука, он с трудом, едва не расплескав, сделал два глотка.

— Получается, так. Следил, понял, каким маршрутом ты ездишь, дождался удобного случая и…

— Я же был на больничном, первый день вышел на работу!

— А телефон? Преступник мог позвонить в банк, спросить… ему сказали, что ты есть. Значит, вечером будешь возвращаться домой. Судя по погодным условиям, удобнее всего тебе воспользоваться метро. Это уже технические детали: тот, кто задался целью убить, наверняка искал подходы, высматривал, прикидывал, примерялся. Не выйдет сегодня, можно повторить завтра, послезавтра… в любой день.

По мере того как Смирнов говорил, лицо Стаса напрягалось, краснело.

— Вы… предполагали, что так произойдет, — простонал он. — И сделали из меня живца! Умышленно! Как вы могли? Ну, и что теперь? Убийца ушел… вы прошляпили! Он оставил вас с носом! Господи… а если бы тот грубиян не толкнул меня? Вы чудовище!

— Иногда приходится рисковать, — невозмутимо ответил сыщик. — В конечном итоге все обратилось в нашу пользу. Ты отделался легким ранением; убийца думает, что ты отправился в мир иной. Мы его не станем разочаровывать. Возьмешь на этот раз настоящий больничный, из дома ни ногой; предупредим врачей, сотрудников банка, твоих родителей и знакомых, пусть тихо скорбят и распространяют весть о твоей трагической кончине. Пока рана заживет, авось дело уладится.

На лбу Стаса выступила испарина.

— Живой труп! — выдохнул он. — Дурная пьеса в исполнении актеров-любителей.

Всеслав решил не разубеждать его.

— К тебе придут из полиции, будут расспрашивать. Не сболтни лишнего. Тверди, что ничего не понимаешь, сам в полном недоумении.

— Спасибо за совет, — скривился молодой человек. — Я не дурак! Мне даже притворяться не надо: я в самом деле ничего сказать не могу. Если на проклятие намекнуть, никто и слушать не станет. Про девушек тоже лучше помалкивать. А то сделают из меня козла отпущения, потом ни один адвокат не поможет.

— Я рад, что мы с тобой нашли общий язык. Лежи пока, выздоравливай. После обеда я отвезу тебя домой, так будет надежнее.

— Мама… знает?

— Я ей позвонил, успокоил и строго-настрого приказал до вечера не отвечать ни на какие телефонные звонки и вопросы.

За окном рассвело, и Смирнов, уходя, выключил свет. Пусть Стас отдыхает после всех этих перипетий.

В коридоре сидела пожилая медсестра, она пообещала никого в палату к раненому не впускать и никаких справок о состоянии его здоровья не давать. Денежная купюра, перекочевавшая из портмоне сыщика в ее кармашек, надежно скрепила договор.

Стас утомился и, когда за Смирновым закрылась дверь, уснул.

Сыщик вышел из больничного корпуса и неторопливо зашагал по заснеженной аллее. Всю ночь дул ветер, разгоняя тучи, и к утру на ясное, бледное небо выплыл солнечный диск. Он холодно, надменно взирал на город сквозь золотую дымку. Ра! Пылающее око Вселенной…

«Есть что-то великое, мистическое и завораживающее в поклонении Солнцу, — подумал Всеслав. — Что-то неистребимое, как влечение души к огню и свету».

«Ему легко говорить, — в смятении думал Хромов, меряя шагами тесную гостиную. — А мне каково? Яна умерла из-за этих проклятых бумаг, не иначе! «Они» не остановились перед тем, чтобы убить ее… Откуда же у детектива уверенность в моей безопасности? Наверное, Яна не захотела расставаться с приобретенным богатством, на нее это похоже. Ей угрожали, требовали вернуть имущество… поэтому она отнесла документы адвокату. Но эта вынужденная мера не спасла ее от смерти».

— «Они» убили Яну, — шептал Валерий. — Убьют и меня. Как же быть? Вернуть «им» все? Но… я еще не приобрел права на распоряжение банковским счетом и недвижимостью. Разве «они» не знают о существующей процедуре оформления наследства? Стоп…

Следующая мысль заставила его похолодеть. Яна погибла, несмотря на то что являлась залогом получения «ими» собственности обратно. Тем более настоящие хозяева не станут церемониться и с ним, Валерием. Как же они надеются все устроить? Тут какая-то несуразица…

— Все не так обстоит! — бормотал Хромов. — Здесь кроется грубая ошибка. Я ее не вижу, и сыщик тоже заблуждается. Он упоминал о тепличном хозяйстве «Зеленая Роща»… В связи с чем? Может быть, оно тоже является собственностью Яны? Где же тогда документы на него? Нет, вряд ли…

Хромов обдумал несколько вариантов и все отбросил.

«Зачем ты ездил в Старицу? — спрашивал он себя. — Что искал? Родственников покойной жены? Думал, кто-то из них прикончил Яну, чтобы завладеть наследством? И вдруг, оказалось, существует законный супруг! Яна была женщина замкнутая, личными переживаниями не делилась и про то, что официально ее брак не был расторгнут, никому не докладывала. Вот родня и решила — разъехались Хромовы, значит, в разводе».

Эти рассуждения Валерию совсем не понравились. Выходит, теперь между убийцей и наследством стоит он? Веселенькое дельце. С одной стороны, настоящие хозяева Яниного добра; с другой — жаждущие завладеть тем же добром родственники.

Хромову стало дурно. Он сел на диван, взялся за голову, взгляд его невольно упал на книгу «Египетский крест». Далекая страна, раскинувшаяся в долине Нила, ее пески и гробницы, тысячелетние загадки, великие пирамиды и богоподобные фараоны совершенно не вязались с сегодняшним днем, с этой запущенной квартирой, засыпанной снегом Москвой, жизнью и смертью ничем не примечательных Хромовых.

— Эк, куда меня занесло! — присвистнул Валерий. — Решил, что книга в магазине стоит на каждой полке неспроста, а со смыслом. Яна ее читала и сделала надпись на полях — Ра. Египетский бог. Невидаль какая! Потом я поперся в Старицу, идиот… оттуда в Рыбное. Лазал по сараю, рылся в хламе! Небось Драгины-то вволю посмеялись надо мной! Ну, на здоровье. У них житуха несладкая, хоть развлек бедолаг. А уж Смирнов небось как потешался, когда я ему вышивки показал… но молодец, крепкий орешек, не подал виду. Даже с собой забрал мятые тряпки, чтобы меня не обидеть. Изобразил интерес! Воспитанный человек.

Он горько усмехнулся, заметил, что разговаривает сам с собой, замолчал. Остро ощутил себя чужим в этом огромном, многолюдном городе… одиноким и неприкаянным. Смерть Яны зловещим пятном легла на его судьбу. Вот уж, если б знал, где упадешь, подостлал бы соломки. Как же теперь выбраться из всего этого?