Прозоровского на месте не оказалось. Штабс-ротмистр Кривцов выслушал сыщика, как всегда, внимательно. И сообщил:

– Мелькал у нас в сводках некий товарищ Мартин. Правда, год как пропал. Мы решили, что уехал.

– Расскажите мне все, что о нем известно.

– На вид ему двадцать шесть – двадцать восемь лет. Ходил в студенческой тужурке с арматурой Горного института. Но это ничего не говорит.

– Согласен. Он что, на нелегальном положении?

– Вроде того.

– Настоящую фамилию, выходит, вы не знаете?

– Нет. Умеет убеждать. Словотер изрядный! Вокруг него всегда вилась молодежь, причем обоего пола. С кем-то товарищ Мартин сожительствовал, в их среде так принято.

– Какую партию или идею он пропагандировал?

– Социалистическую. Цитировал Маркса, если вы знаете, кто это.

– Знаю. А Прудона? Или Кропоткина?

– Наши агенты дали лишь самые общие сведения.

– Но как хоть выглядит товарищ Мартин?

– Высокий, громкоголосый. Народный трибун, в общем.

– Волосы, цвет глаз, особые приметы?

– Подождите немного. – Штабс-ротмистр ушел и вернулся с папкой: – Вот. Все, чем богаты.

Лыков изучил бумаги. Это были рапорты двух осведомителей, внедренных жандармами в кружок учащейся молодежи. Из них выяснилось, что волосы товарищ Мартин регулярно перекрашивает. И может быть как блондином, так и брюнетом. Владеет искусством грима, ловко цепляет бороду или усы, использует очки с простыми стеклами. Откуда-то достает деньги, так что в средствах особо не нуждается. И любит красивую жизнь. Запонки у него золотые, булавка в галстуке с хорошим камнем. Белье всегда крахмальное, дорогое. Одно время проживал в поместье Клейстенхоф на левом берегу Двины, где пользовал хозяйку. И, видимо, получал от нее содержание. Вот альфонс… Но потом съехал оттуда, и нынешнее его местоположение неизвестно.

Мелькнули в донесениях и два телохранителя товарища Мартина. Один с рижской окраины, блондин, решительный и сильный физически. Второй деревенский, черноволосый, совсем юный. Несмотря на свой возраст, оба товарища уже отличились на ниве революционной борьбы: убили какого-то предателя. Или человека, кого Мартин объявил таковым. Юноши невеликого ума, смотрят своему командиру в рот и беспрекословно выполняют все его указания. Склонны к упрощенному миропониманию. Пара цитат из Маркса объясняет им все случаи жизни…

Никаких адресов, имен или особых примет в деле не оказалось.

Кнаут тоже вернулся ни с чем. Корчмарь повторил слова вора. Ходили два паренька. Давно уж их не было. Ни новых фактов, ни важных мелочей Папе не дал.

Дело опять зашло в тупик. Кнаут с Лыковым были люди опытные, знали, что такое в дознании происходит сплошь и рядом. Надо расширить поиски. Вдруг забыли поднять какой камень? А под ним подсказка.

Алексей решил познакомиться с Цвейбергом. Пора уже увидеть единственного в Риге «ивана». Но как? Можно подойти к дому и постучать в дверь. То ли впустят, то ли нет… Есть способ надежнее. Язепа свел с немцем его давнишний приятель Адо Кадак, хозяин артели старьевщиков и по совместительству воровской маз. До сих пор руки у Лыкова не доходили до этого персонажа. Теперь пора взять его за пищик.

Адрес старьевщика Алексей достал в паспортной конторе. Кадак проживал во втором участке Петербургской части, на Ревельской улице. Вор занимал хорошую квартиру, под которой находилось артельное помещение.

Сыщик сразу прошел туда. Начал он вежливо. Спросил хозяина, ему указали на рыхлого мужчину очень самодовольного вида. Тот встал, подошел вразвалочку. Двигался Кадак смешно, будто отставной провинциальный актер. Видимо, он искренне полагал, что все окружающие им любуются…

– Я надворный советник Лыков, чиновник особых поручений Департамента полиции. Веду дознание убийства вашего приятеля Язепа Титуса.

– Никакой он мне не приятель, – испуганно открестился старьевщик. Вся спесь мгновенно слетела с него. – Так, были немножко знакомы.

– А госпожа Эглит говорит, что вы часто бывали в их доме. Вы и Карл Рымкус.

– Рымкус действительно был Язепу приятель, – радостно подхватил Адо. – Вам, господин, к нему следует обратиться за справками.

– Я воспользуюсь вашим советом. После того, как вы изложите мне все, что знаете о Титусе.

Кадак сделал вид, что задумался.

– Э-э… Даже не знаю, что сказать…

– Скажите правду. Он помогал вам продавать краденое?

– Какое еще краденое? – возмутился старьевщик. Он повернулся к своим людям и воздел руки: – Вы слышали, что сказал этот человек? Будто бы у нас торгуют краденым! Да я в суд подам.

Лыков без раздумий отвесил хозяину крепкую оплеуху. Тот согнулся в три погибели и едва не упал.

– Ой!

Надворный советник приказал подручным Кадака:

– Пошли вон! Или хотите сесть с ним в одну камеру?

Те мигом выбежали на улицу.

– Теперь, дрянь, поговорим, – зловеще произнес Алексей. И врезал хозяину еще раз.

– Вот, в довесок. Это лишь начало. Буду лупить тебя до тех пор, пока не скажешь все, что спрошу. Знай свое место!

Ему давно хотелось почесать кулаки об рижских жуликов. Средство испытанное и, как правило, дает результат. Но здесь сыщика постоянно удерживали от расправы. Как же, почти Европа! Будто в Европе полиция не бьет мазуриков…

Вид у старьевщика стал жалкий: левая щека распухла, на глазах слезы.

– Вопрос первый: что связывало Титуса с тремя латышами? Они называют себя товарищами. Мартин, Эмиль и Аксель.

– Это страшные люди… Они убьют меня, если узнают.

– Дурак! Чем быстрее я их арестую, тем лучше для тебя. Не понимаешь разве, что ты следующий?

Лыков бросил это наобум, но попал в точку. Адо сразу размяк. Он сел и начал говорить. Рассказал маз следующее.

Трое так называемых товарищей появились возле Язепа в конце прошлого года. Он тогда вошел в ревизионную комиссию Четвертой общей похоронной кассы. Это как касса взаимопомощи: люди делают взносы на свои будущие похороны. Раз в полгода участники приносят определенную сумму, и эти деньги копятся на их счете. Похоронные кассы очень распространены в Германии, чуть меньше во Франции и Англии. От тевтонов мода перешла и к русским. В Петербурге восемь общих похоронных касс. Почти все они объединяют столичных немцев, но есть и исключения. К примеру, успешно работает касса для служащих городского общественного управления. Имеются они и в ряде северных городов, таких как Псков и Порхов. Но наибольшее распространение похоронные кассы получили в Прибалтийском крае. В Либаве их шестнадцать, а в Риге одиннадцать. Это если считать общие. А еще существуют профессиональные и даже сословные, куда постороннему попасть трудно.