Некоторое время Егор, чувствуя себя бесполезным дураком, просто смотрел на спины рыцарей, но внезапно они раздвинулись, вперед прорвался шляхтич огромного роста с секирой в руках, с животным воем обрушил его на кирасу левого крестоносца, глубоко прорубив тонкое железо.

– Н-на! – Егор метнул вперед рогатину, тоже пробив кольчугу, и гигант повалился на землю.

Вместо него выскочил шляхтич вполне обычный, но пеший, рубанул голову княжескому скакуну, оглянулся, подрубая ногу рыцарю чуть ниже седла, снова крутанулся.

Егор к этому времени успел соскочить с падающего коня, обнажил меч.

– Пся крев! – Шляхтич вскинул саблю вверх, тут же попытался подрубить князю ногу понизу, не достал, кольнул в лицо, попытался подсечь руку, снова уколол…

Вожников оставался цел только потому, что быстро пятился, отдергивая то руку, то ногу, закрывался щитом.

Толчок в низ щита – верх ушел вперед, в открывшуюся щель быстро скользнул клинок, кольнув Егора в пластины колонтаря чуть ниже горла, и тогда князь наугад ударил щитом что есть силы вниз. Лях вскрикнул – окантовка попала ему выше колена, припал влево – и Вожников хлестко резанул его поперек открытого горла. Кинулся снова вперед, в гущу битвы. Навстречу вылетела секира, нацеленная в голову. Князь успел вздернуть щит вверх – секира засела глубоко в древесине, – тут же рубанул пальцы, что держали древко, попятился, освободился от топора, опять двинулся вперед, протиснулся мимо всадника – тот вдруг завалился ему прямо на голову. Вожников освободился от тела, тут же получил удар по голове, еще один. Попятился, поправил шлем, сделал всего шаг и еле успел вскинуть щит – на этот раз глубоко в древесину вонзилась татарская пика.

Уже откровенно матерясь, Егор бросил щит, достал кинжал. Лошадь, что так долго топталась перед ним, заслоняя обзор и мешая пройти, вдруг упала на спину, затрясла ногами. Отскочив – теперь уже спасаясь от удара копыт, князь Заозерский посмотрел, что происходит впереди, и опустил оружие. Битва кончилась. Вокруг великокняжеского стяга, среди окровавленных тел, ходили крестоносцы и методично добивали раненых.

Сражение затихло не только у стяга, но и на всем остальном острове. Татары уже вовсю грабили обоз, остатки литовского полка смогли как-то пробиться к Любке, и на ее берегу, отгородившись щитами, запросили себе право сдаться князю Юрию Дмитриевичу.

Ополченцы бродили по полю в поисках друзей и родичей, ватажники – разживаясь трофеями.

Галицкий князь, пообещав литовцам достойную жизнь на то время, пока за них не заплатят выкуп, направился к московскому полку, стоявшему посреди поля брани с поднятыми стягами. Ему навстречу выехал Василий московский. Сняв шеломы, князья обнялись.

– Брат!

– Брат мой!

– Спасибо тебе.

– К чему кровь свою проливать за дело литовское? У нас интерес свой, от Литвы отличный. Ты, брат мой, так ловко Витовта заловил, что грех было мешать столь удачное дело до конца довести.

– Прости, Василий, что не упредил тебя о том. Больно быстро сие сложилось, – повинился Юрий Дмитриевич.

– На все Божья воля, – перекрестился великий князь московский. – Всевышний отвернулся от меня. Детей не дал, жену любимую забрал, ноги не носят, в княжестве разор. Сил управляться с бедами не осталось. Видно, не ту судьбу я себе выбрал. За Софьей пойду. К покою и молитвам.

– О чем ты сказываешь, брат?

– Ты завсегда ловчее был. Ты все выправишь… – Василий, сын князя Дмитрия Донского, снова обнял своего брата Юрия и повернулся к дружине: – Слушайте меня, бояре! На ваших глазах, по доброй воле, а не по обману или понуждению, по искреннему желанию и здравому разумению передаю стол московский в руки брата своего единоутробного! Отныне он князь московский! Любо князю Юрию Дмитриевичу! Любо!

– Любо!!! – подхватили вслед за князем его дружинники.

Князь Василий вздохнул и опустил голову. Он сделал свой выбор. Для себя – в пустоту, но княжеству своему – во благо.

Оценил происходящее и князь Заозерский, наблюдая за братанием от стяга князя Витовта. Теперь, так получалось, вся Русь, кроме Новгородской земли и Рязанского княжества, становилась единым целым. Причем в руках князя родовитого, знаменитого, решительного и находчивого, да еще и талантливого воеводы. Беда-а… Этот старшинства не отдаст.

Приближаться к братьям Егор не стал. Испытывал сильное подозрение, что князь Василий личному знакомству не обрадуется. Разговор отложил до вечернего пира.

Разумеется, угощение накрыли в Путивле – не на костях же кровавых праздновать? В храме Вознесения отстояли благодарственный молебен, а потом князья, воеводы и сотники собрались в трапезной на подворье Молчанского монастыря. Выпили за мужество павших, за доблесть живых, за победу и одоление латинянской погани.

Татары, правда, к вину не прикасались, обходились кумысом, и потому Егор тоже старался не пить, пропуская лишь по глотку после каждого тоста. Не хотел захмелеть перед серьезным разговором. Выждал пару часов, чтобы поддавшие новгородцы и московские бояре расслабились, перестали обращать внимание на своих князей, и негромко посетовал:

– Нехорошо получается, други, что мои ратники, половину Литвы пройдя, полные карманы серебра набили и животы в шелка замотали, гостинцев для домашних своих накопили, уделами обзавелись, а ваши воины, окромя пыли степной, ничего не увидели. Хотя крови пролили и тягот перенесли никак не менее. По справедливости надобно и им уделов нарезать, и добычи на их долю обеспечить.

– Все хитришь, удалец Заозерский? – усмехнулся Юрий Дмитриевич. – Снова мудрее прочих себя мнишь? Тебе опять сказать, что ты замыслил?

– Неужели откажешь воинам своим в прибытке? – красноречиво кивнул в сторону пирующих бояр Вожников. – Вдруг услышат?

– Я никого не обманываю, мне бояться нечего, – приподнял свой кубок князь галицкий, звенигородский, а теперь и московский. – А желаешь ты, атаман лихой, моих воинов уделами своими повязать так, чтобы они супротив тебя меча не подняли, ибо обязаны тебе будут землею и кормлениями, либо детей и братьев в рядах рати твоей увидят.

– Это плохо? – приподнял брови Егор. – Я не хочу с тобой вражды и хочу сделать ее невозможной. Ты не сможешь пойти на меня, но ведь и я не смогу пойти на тебя!

– Плохо то, что ты постоянно пытаешься меня перехитрить, – ответил Юрий Дмитриевич. – Не поступай так больше, и мы станем союзниками навечно. Помни о том, молодой князь, что, пытаясь кривить помыслами, ты пробуждаешь недоверие. А недоверие – плохая основа для прочного союза.

– Я не хитрю, княже. Я желаю сохранить наш договор вечным. Я не посягаю на те уделы, которые ты счел своими, – ты признаешь за мной право на те земли, которые мне удастся освободить.

– Хороший договор, – кивнул Юрий Дмитриевич. – С юга со мной будет граничить дружественная Орда, с запада – дружественная Литва.

– Русь, – поправил его Егор. – Теперь на этих землях уже никогда не забудут русского языка, русской веры и русских обычаев!