Согласно одним арабским хроникам, сражение длилось с рассвета до заката, но другие историки сообщают, что бой длился семь или даже восемь дней[433]. Если принять продолжительность боя в неделю, то под этим можно понять некие стычки, которые могли происходить, когда армии стояли лагерями напротив друг друга. По крайней мере аль-Асир прямо говорит, что «была серия боев, которая длилась восемь дней» (el-Athir, p. 44). Очевидно, в эти дни надо включить и преследование, которое длилось, по арабским источникам, целых три дня (Hakam, p. 22; Al-Bayano’l-Mogrib, р. 12).

Судьба короля в бою осталась неизвестной: после боя мусульмане поймали его лошадь с драгоценным седлом, нашли плащ и один из его башмаков, но тело короля обнаружено не было. Аль-Маккари (p. 274) сообщает, что король бежал вместе с центром армии и во время бегства утонул в реке вследствие веса своего доспеха. К версии о гибели короля в реке склоняются и другие авторы[434]. Возможно, это произошло в некой заболоченной местности у реки, где были найдены вещи короля: по Родриго де Раде in loco tremulo iuxta fluvium (Roder. Hist. Hisp., III, 20; ср.: Ajbar Machmuâ, p. 22—23; Prim. crónica gen., 557). Действительно, утонуть скорее можно было в ходе бегства и неразберихи, а не в ходе битвы, в которой гвардия и свита помогли бы выбраться. Сведение «Хроники Альфонсо III» о наличии в одной церкви в Визеу в Португалии могилы с надписью «Тут покоится Рудерик, последний король готов» Р. Менендес Пидаль относит к ошибкам в ходе работы с древними рукописями (Chron. Alfons., 6; ср.: Razi, 139. p. 350—351), хотя также возможно и объяснение Х. Орландиса, полагающего, что труп, который мусульмане так и не нашли, просто был унесен с поля боя кем-то из свиты и затем погребен в Визеу[435].

Совершенно ясно, что Родерик опасался вторжения, о чем свидетельствует не только миссия Теодимера и племянника короля, но и рассказ об издании королевского указа об изъятии оружия и коней у населения и посылке их в Галлию и Африку (Razi, 138 (p. 346—347); Luca Tud. Chron., III, 62). Родерик явно имел планы, как действовать, которые, впрочем, не прослеживаются по арабским источникам. Стратегическая инициатива принадлежала, естественно, вторгшимся, которые стремились переломить ситуацию в свою сторону, что объясняется и религиозным рвением, и стремлением поскорее решить исход дела, и нельзя исключить, что и реальным или мнимым численным превосходством.

К сожалению, никаких особых тактических подробностей о битве не сохранилось даже в арабских, наиболее информативных источниках. Случайно, да и то в полулегендарном контексте, сохранилось свидетельство о разделения испанской армии на три корпуса, каждый во главе со своим военачальником: правый и левый фланги и центр, где стоял король и откуда было удобнее вести руководство войсками. Сам монарх, его свита и гвардия, очевидно, не были пехотинцами, а восседали на лошадях. Видимо, готы в это время уже не сходили с коней для боя с пешим противником, ведь еще Исидор отмечал любовь готов к конной битве (Isid. Hist. Goth., 69). Фланговые отряды также должны были, по крайней мере частично, состоять из конницы, где сражались знатные сеньоры со своими свитами. Были ли всадники сосредоточены на крыльях флангов или составляли отдельные отряды внутри фланговых подразделений, не ясно.

Кульминационным моментом битвы, естественно, была мощная атака Тарика на центр неприятельской боевой линии, где стоял король. Сражение в центре было наиболее яростным, именно тут мусульмане понесли наибольшие потери: согласно Луке Туйскому, было уничтожено 16 000 из 25 000 мусульман (Luca Tud. Chron., III, 62); испанцы же стали отступать лишь после бегства своих флангов и соответственно угрозы полного окружения. Видимо, сам Родерик, будучи опытным полководцем, отдал приказ или подал пример к отступлению – вполне разумному маневру в подобной ситуации.

Видимо, мусульмане атаковали не только центр, но и фланги испанской армии, что, кстати, может говорить о некоем пропорциональном паритете численности обеих армий. Это могла быть как непосредственная атака с угрозой перехода врукопашную, так и интенсивный начальный обстрел мусульманскими лучниками вражеских рядов. Фланги армии Родерика бежали первыми – на этом источники сходятся, объясняя данное бегство «заговором сыновей Витицы». Видимо, действительно, часть готской знати не желала сражаться за Родерика, рассматривая его как нелегитимного монарха. Согласно арабской традиции «сыновья Витицы» и знать, поддерживающая их, надеялись, что арабы пришли лишь за добычей и, награбив, вернутся восвояси, а они, погубив Родерика, получат власть (Ajbar Machmuâ, р. 20; Fath al-Andalus, p. 12; el-Athir, p. 44; al-Makkarí, р. 270). Это далеко не первый случай в истории Толедского государства, когда в ходе гражданской войны одна из сторон призывала на помощь иноземные войска: Атанагильд в борьбе за власть опирался на византийцев, а Сисенад – на армию франков. Так что можно говорить об определенной традиции, существовавшей у визиготской знати, призывать на помощь войска интервентов.

С другой стороны, бегство флангов могло объясняться и тем, что тут стояли ополчения магнатов, не имевшие особого боевого опыта и при атаке на них мусульман тут же или вскоре обратившиеся в бегство. Анонимный автор «Силосской истории» и Родриго Хименес сетуют, что ко времени мусульманского вторжения из-за долгого мира «войско готов» разучилось воевать и обращаться с оружием (Hist. Silense, 14; Roder. Hist. Hisp., III, 20; ср.: al-Makkarí, p. 264). Да, действительно, еще в конце VI в. король Реккаред понимал важность ведения боевых действий для поддержания войска в боевой готовности, поэтому он вел многочисленные локальные операции против византийцев и басков, которые, по мнению Исидора Севильского (Hist. Goth., 54), не были вызваны военной необходимостью, а лишь стремлением короля натренировать своих воинов. Однако после изгнания византийцев в 625 г. франки появлялись на полуострове лишь раз, в 631 г., как союзники Сисенанда в гражданской войне; морские набеги византийцев и арабов, видимо, также можно считать локальными боевыми действиями. Видимо, достаточно масштабной была лишь кампания против восставшего дукса Павла в 673 г., которая также велась малоопытным войском (Julian. Hist. Wamb., 16), но после этого прошло почти 40 лет. Вероятно, значительную массу населения эти кампании не затрагивали, а сам набор в действующую армию был локальным. Специальных военных сборов для поддержания боеспособности населения, вероятно, не было. И в повседневной суете лишь знать могла находить время на регулярные упражнения с оружием, военно-спортивные соревнования и охоту – основная масса свободного населения, а тем более рабов, этим не занималась. Именно о знати или о придворных дружинниках Исидор несколько ранее, в первой трети VII в., рассказывал: «Они больше всего почитают упражнения с оружием (telis) и тренировку битв. Они обычно ежедневно проводят стычки в играх» (Isid. Hist. Goth., 70). Посему и жалобы историков на падения боеспособности войска, то есть ополченцев его составлявших, кажутся вполне справедливыми, так же как и на изнеженность некоторых представителей готской знати. Согласно арабскому преданию Муса, отвечая на вопросы халифа Сулеймана, так описывал испанцев: «Князья – изнеженные, а всадники свои усилия вовсе не переоценивают» (Al-Bayano’l-Mogrib, р. 27)[436]. В совокупности с другими вариантами ответа Мусы можно полагать, что среди конницы, в которой сражалась знать с дружиннами, еще в начале VIII в. сохранился былой боевой дух.