- А как ты угадал? - съязвил Шпындрюк.

- У меня забрали две мои машины. Пригрозили убить и меня, и Веру.

- Тебе говорили - они убийцы! - Глава был бледен. - Ты тут два года, а я жизнь здесь живу.

- Как они узнали, что поставок больше не будет?

Шпындрюк заерзал.

- Ты не привезешь армейский паек в мои магазины, я не смогу набрать денег, чтобы расплатиться. Я честно предупредил об этом Сивого.

- И повесил на меня всех собак! - рявкнул Стойлохряков так, что мужичка качнуло вместе со стульчиком. - Интересно, за кого они меня принимают? - Комбат снял трубку полевого телефона и, не по-доброму скалясь, стал называть один за другим позывные в трубку.

- Куда ты звонишь? - Холодец нерешительно подал голос.

- Одному хорошо знакомому доктору. Он тут по соседству.

- Вера совсем перепугалась? - снова начал не вовремя начштаба.

Комбат приложил палец к губам.

- Николаич, здоров, это Стойлохряков. Давно не воевал?… Да есть тут одно дело. Возьми человек тридцать из ветеранов. Может быть, придется… Милиция будет, - Стойлохряков вопросительно посмотрел на главу. Тот утвердительно замотал головой и забормотал:

- Господи, неужели избавлюсь я от них? Господи!

- Все по закону. Собери людей. Сколько тебе надо времени? Час? Это нормально. Жду, - Стойлохряков повесил трубку. - Давай сюда начальника райотдела милиции.

Шпындрюк тяжело дышал.

- Нужна санкция прокурора.

- Давай сюда прокурора.

Руководство района и военные, стоя на небольшой горушке, передавали друг другу один-единственный полевой бинокль. На небольшом удалении от домов простых жителей поселка Чернодырье стоял двухэтажный просторный особнячок с флигелечком. Вокруг него шел заборчик метра два высотой, скрывающий от посторонних глаз частную жизнь обитателей ухоженного уголка. Лейтенант Мудрецкий, сидя на высоком дубу, его специально пригласили, чтобы он по-молодецки на дерево залез, отчетливо увидел «Ауди» и «БМВ», стоящие внутри двора.

Жилистый майор из десантно-штурмовой бригады внимательно выслушал доклад слезшего с дерева лейтенанта, пнул ногой пропитанный влагой черный кусок земли, и тот разлетелся на мелкие кусочки.

- Даже не прячут машины, суки.

Стойлохряков повернулся к главе районной прокуратуры.

- Ну как, даете санкцию?

Человек с изможденным плохим пищеварением лицом не упрямился.

- Если машины действительно там, даю, но только милиции.

Стойлохряков не выдержал:

- Мне кран вызвать и вас повыше приподнять, чтобы вы сами убедились?

Николаич разбил очередной комок.

- Петр Валерьевич, не горячись. Милиции мы поможем на добровольных началах.

- Там мои машины. Я хочу получить их в целости и сохранности. Ведь вы же полезете… вы же не можете мне гарантировать…

Майор ухмыльнулся.

- Что твои тачки не заденем?

- Да.

- Нет, не можем. Конечно, пошлем человека, чтобы посчитал, сколько там людей. А вот с машинами… Ключи остались?

- Нет. Забрали и у меня, и у жены.

- У меня специалистов по угону нет. Найдешь человека, мы его прикроем. Лучше всего вывести тачки со двора до начала процедуры. К ночи ближе начнем. Приборы ночного видения есть. Проблем быть не должно.

- Специалиста по автомобилям, - комбат вздохнул. - Хрен его знает, поеду посмотрю личные дела.

* * *

Бабочкин, прибыв в парк, не запыхался. Ему не пришлось бежать. Дело оказалось настолько срочным, что его привезли на служебной машине подполковника с одной-единственной целью - найти Резинкина.

Долго Бабе Варе по парку лазить не пришлось. Витька он обнаружил в третьем боксе торчащим в двигателе БРДМа. Услышав, что Резинкина у него забирают, Батраков грязно выругался, не стесняясь прапорщика Евздрихина.

- Я полностью с ним согласен, - усатый мужичок постучал по металлическому корпусу гаечным ключом. - От нас требуют дитя, но кто ж его будет рожать?

- Комбат приказал, - повторил Бабочкин.

- Иди, - разрешил прапорщик.

Витек сорвался с места, и они вдвоем с Бабой Варей ломанулись к стоящему около ворот служебному «уазику».

- Валерик, что случилось? - волновался Резинкин. - Я вроде ничего не делал…

- Я не знаю, давай быстрее, комбат бледный и злой. Твое личное дело на столе.

- Ебть!

Резинкин кое-как привел себя в порядок. Ширкнул тут, подтянул там, одернул здесь, поправил на голове. Постучался в дверь кабинета.

- Да!

О, как орет командир-то!

- Резинкин, садись, - приказал комбат деловым тоном, и вовремя, потому что у Резинкина ноги подгибались и по спине лился пот в три ручья.

«Ну все, сейчас будет допытываться, кто лошадь ел. Никого не сдам. Молчать буду».

И тут вопрос:

- Ты почему в армию пошел?

Витек выпятил вперед грудь.

- Родину защищать.

Подполковник надул щеки, а потом взорвался:

- Ты мне мошну на глаза не натягивай!

- От тюрьмы надо было затариться. Из-за угона.

Стойлохряков едва заметно подобрел.

- Ну вот, на этот счет и у меня информация из военкомата имеется. Какие машины угонял? Наши, иномарки?

Потупив нос, парень сознался, что все.

- Значит, разбираешься?

- Немного.

- Надо украсть, - Резинкин повелся широкими глазищами, - «Ауди» и «БМВ». Неправильно я выразился: не украсть, вернуть. «Ауди», серебристый металлик. У «БМВ» цвет «лагуна». Соображаешь, это мои машины.

- Что ж вы, отнять не можете? - Комбат сломал попавшуюся под руку ручку. - Я понимаю, это не моя забота, - отработал назад Резинкин.

- Вот именно. Сможешь?

- Надо кой-чего достать…

- Чего?

* * *

- Цыпа-цыпа-цыпа-цыпа-цыпа, - баба Валя, живущая на окраине села, ближе всех к хоромам Сивого, подзывала на кормежку своих куриц и время от времени поглядывала на особняк, не забывая костерить про себя его владельцев, неизвестно на какие деньги такую роскошь построивших.

Птицы разбрелись вокруг дома в поисках съестного. Подножного корма им явно недоставало, без весомых подачек хозяйки пришлось бы туго.

Стоя в старых зеленых резиновых сапожках, известных всей улице, прожившая семь десятков лет бабулька мерно высыпала из кастрюли пшеничное зерно вперемешку с пшенной крупой. Курицы с прытью спринтеров ринулись к еде, выскакивая из подворотен и щелей в старом заборе. Оголодавшие, они принялись тыкать клювами, постепенно окружая хозяйку со всех сторон. Уже после того как весь корм был раскидан, к ней подбежал первый кандидат на «секир-башка» - молодой и дерзкий петух, прозванный сопливыми пацанами Лысым за полное отсутствие хвоста. Наглость, с которой Лысый дрался за корм, раздражала бабу Валю. Она пару раз уже намеревалась навсегда прекратить его беготню по двору, сопровождающуюся обычно визгливым кудахтаньем - прочисткой горла, которое сменялось нудным и растянутым кукареканьем. Его песни - позор для самой большой стаи поселка.