По ночам телохранители часто слышали стоны и сдавленные крики, доносившиеся из спальни повелителя. Первое время воины врывались в его покои с обнаженными клинками, но постепенно привыкли. Каждую ночь Икестос мучился одним и тем же сном – вновь и вновь он видел себя в полном одиночестве и беспомощности в дремучем враждебном лесу.

Как и предрек коварный хишимерский жрец, очень скоро разлагающаяся плоть собственных ступней дала знать о себе дикой болью. Мучения были столь невыносимы, что Икестос плакал навзрыд, орошая землю слезами, а порой вопил во весь голос. Но, несмотря на боль, изо дня в день он полз назад к ногарским степям, прочь из лесов. Вонзая в землю нож, цепляясь за дерн пальцами и ломая ногти, он тащил свое изувеченное тело вперед. Крупные лесные муравьи впивались в руки, и без того израненные в кровь, заползали под одежду. Тучи москитов кружили над ним, забивая рот и глаза. Дикие пчелы жалили прямо в лицо. Много раз, когда силы и сознание покидали Икестоса, к его телу слетались стервятники, принимая смрадный гниющий кусок мяса, в который он превратился, за труп. Только чудом стервятники не выклевали ему глаза, но отметины от их клювов и когтей навсегда остались и на лице, и на груди, и на руках. Тем же чудом за все время пути, исполненного страданий и мук, ни один хищник не приблизился к цепляющемуся за жизнь одинокому израненному человеку.

Он не чувствовал страха. Страх заглушила боль. Изувеченный человек из последних сил цеплялся за жизнь не из страха смерти. Лишь жажда мщения не позволяла ему умереть.

И он не умер в лесу. Жизнь покинула Икестоса в небольшом селении, на дубовом столе. По крайней мере, так показалось ногарскому аристократу той ночью в доме знахаря, куда привезли Икестоса кочевники, подобравшие его в степи. Видимо, даже кочевники, не отличавшиеся особым расположением ни к ногарам, ни к кому бы то ни было, поразились необычайной живучести изувеченного незнакомца и не оставили его умирать в степи, как можно было ожидать. Старик знахарь, осмотрев Икестоса, предрек ему скорую смерть, если не отделить от тела уже мертвую плоть, источающую гной и смрад. Икестос не мог позволить себе умереть. Лежа на столе, привязанный так, что невозможно было пошевелиться, зажимая в зубах деревянную палку, Икестос выл от боли и молил богов только об одном – чтобы позволили ему выжить и отомстить. И боги откликнулись, послав ему видение. Теперь Икестос точно знал, что будет отмщен, и знал, как именно.

Усилиями знахаря, отнявшего ему обе ноги выше колен, Икестос превратился не только в калеку, но и в старика – молодой столичный аристократ поседел в одну ночь. В таком виде его и обнаружили в селении собственные воины. Лишившись своего командира, ногарские солдаты, прибывшие в Хорум с посольством, небольшими отрядами рассеялись по округе, грабя крестьян. От солдат Икестос узнал о гибели посольства, смерти царя Ксеностоса и разрушении Хорума. Икестосу удалось собрать остатки своего отряда. Во главе двухсот всадников он въехал в разрушенный Хорум и подчинил его своей воле, провозгласив себя царем. Его воины безжалостно перебили всех, кто осмелился противиться власти нового государя. Под властью Икестоса Хорум был отстроен заново. Еще в селении Икестос скрыл лицо под глухим шлемом, а увечье под широким плащом и запретил своим воинам называть себя по имени. Для жителей Хорума он стал безымянным государем, таинственным и грозным владыкой.

Правитель редко покидал крепость, но сегодня словно почувствовал, что должен выехать в город. Увидев Данго, а затем и жреца, Икестос сразу вспомнил свое видение и понял, что боги не забыли обещание.

– Следи за казематом, – приказал царь старшему телохранителю. – На караул поставь кого-нибудь из местных, не хочу терять наших воинов.

– Может быть, все-таки лучше прикончить жреца? – осторожно спросил старший телохранитель.

Икестос покачал головой.

– Нет, он умрет тогда и так, как я этого хочу. А ты следи…

Старший телохранитель удалился, оставив повелителя в одиночестве. Откинувшись на спинку кресла, Икестос вонзил немигающий взгляд в щит, висевший на стене. Перед глазами вставали видения из прошлого: столичная суета, пышные торжества и пиршества, императорский дворец, Немея… Известие о том, что царевна покинула мир, окончательно уничтожило все отголоски прежней жизни, перечеркнуло все надежды на будущее. Впрочем, тому жуткому существу, в которое превратился Икестос, все равно нечего было бы надеяться на благосклонность прекрасной царевны. Нет, хишимерский жрец не заслуживал легкой смерти.

Тот, о ком думал царь, появился в подземелье, когда на Хорум опустилась ночь. Из своего каземата Данго услышал, как снаружи что-то упало, затем послышались мягкие, но уверенные шаги. Кто-то остановился у решетки. В неясном свете далекого факела, освещавшего коридор снаружи, Данго видел лишь темный силуэт.

– Сегодня у тебя не самый удачный день, – услышал Данго спокойный, ровный голос. – Да и ночь вряд ли окажется лучше. Не думал увидеть меня снова?

– Как ты меня выследил? – спросил парень.

Он отлично узнал голос жреца, которого не так давно обобрал на постоялом дворе.

– Не велик труд для того, кто общается с высшими силами, – ответил жрец.

– Ты хочешь получить назад то ожерелье? – спросил Данго.

Жрец усмехнулся.

– Ты не в меру догадлив. Жаль, что твоя сообразительность не проявилась там, на постоялом дворе, когда ты решил наложить руку на мою собственность. У нас обоих сейчас было бы гораздо меньше хлопот.

Данго облизнул пересохшие от волнения губы и приблизился к решетке.

– Мы можем быть полезными друг другу, – сказал он.

– В жизни не встречал более жалкое и никчемное существо, чем ты, – презрительно заметил жрец. – Чем ты можешь быть мне полезен?

– Я могу помочь тебе вернуть ожерелье.

– Скажи, где оно, и я сам его верну.

– О, да, конечно, я нисколько не сомневаюсь в твоем могуществе. Но, согласись, будет гораздо проще, если я укажу тебе тех людей, которым продал ожерелье, и даже смогу безболезненно его добыть, используя свое мастерство, которое, да будет тебе известно…

Несмотря на незавидное положение, Данго нисколько не утратил своего красноречия. Жрец остановил его словесный поток:

– Будь у тебя мастерство, ты не оказался бы здесь, пройдоха.

– У каждого мастера бывают свои недостатки в работе, – не моргнув глазом, ответил Данго. – Вытащи меня отсюда, я пойду с тобой и помогу тебе.

Неожиданно жрец рассмеялся.

– Ты никчемный человечишка, но весьма забавный.

Снаружи загремел засов, дверь со скрипом приотворилась.

– Иди за мной, – жестко произнес жрец. – Вздумаешь обмануть меня… Не сомневайся, мое мастерство безотказно сведет тебя в могилу, и далеко не самым легким и быстрым способом.

* * *

Наклонив голову и ломая кустарники, лось устремился к Хорругу. Мокрый снег и земля комьями разлетались из-под широких копыт раненого зверя. Хорруг неподвижно стоял, сжимая в руке длинный кинжал. Вряд ли ему хватило бы мастерства и сноровки справиться с разъяренным животным, но Хорруг не шевелился, глядя на приближающегося зверя с той же злобой, с какой обычно смотрел в глаза своим врагам. Лося этот взгляд не впечатлил. Он неминуемо поддел бы безрассудного смельчака рогом или втоптал бы в землю, но пущенный меткой рукой дротик остановил его бег, пробив горло. Еще один дротик пронзил сердце. Коротко всхрапнув, лось уткнулся мордой в талый снег у самых ног Хорруга.