– Прислушайся к словам своего друга, – посоветовал Хорругу Аммат. – Промедление сейчас не идет на пользу ни тебе, ни всем нам. Я делаю то, что могу, даю людям надежду на лучшую долю, но решительные действия за тобой.

Некоторое время Хорруг размышлял, уперев взгляд себе под ноги и теребя бородку, потом снова посмотрел на Аррелия.

– Ты сегодня чересчур разговорчив. Коль уж тебя распирают умные мысли, может, скажешь, как, по-твоему, можно склонить на нашу сторону побольше твоих соплеменников?

– Есть только один способ, – ответил Аррелий. – Наше племя самое бедное среди всех арамейских родов и одно из самых малочисленных, но ты отлично усилил войско, а это многое значит. Если объединиться с другим племенем и присоединить к нашему войску их воинов…

– Предлагаешь выступить в поход против соседей? – уточнил Хорруг, не дослушав.

– Нет-нет-нет! – Аррелий даже замахал руками, отвергая такое предположение. – Об этом даже думать не смей! Нам, арамеям, бывает очень сложно договориться меж собой, и физиономии друг другу бьем на тинге, но мы никогда не обнажим оружие против своих братьев. Если ты хотя бы заикнешься о подобном, наши воины растерзают тебя.

– Что же тогда?

– Мы с Торонием уже думали об этом и решили, что тебе лучше всего породниться с князем Тибием. У него как раз дочь на выданье. Владения их рода граничат с нашими, и у них много воинов.

– Ты в своем уме?! – опешил Хорруг.

Аммат удивленно взглянул на Аррелия. Тут же всех оглушил пронзительный вопль Минессис:

– Ты что такое болтаешь, дурень?! Хочешь снова сделать свою сестру несчастной?!

Мужчины обернулись. Минессис подскочила к Аррелию и замахнулась, намереваясь влепить ему пощечину. Аррелий едва успел перехватить руку разъяренной ногарки.

– Тихо, – потребовал он от Минессис. – Не тебе судить меня и мою сестру. Ты еще многого не знаешь.

Голос Аррелия непроизвольно дрогнул. В его глазах Минессис увидела такую тоску и печаль, что сразу осеклась. Аррелий перевел взгляд на сестру. Ния стояла бледная, привалившись спиной к стене.

– Скажи ему сама, – глухо произнес Аррелий.

Он кивнул жрецу.

– Пойдем прогуляемся.

Аррелий почти силой вытолкал Минессис за дверь. Аммат вслед за ними покинул дом.

– Что я должен знать? – спросил Хорруг, предчувствуя недоброе.

– Прости, – тихо сказала Ния. – Я давно должна была тебе сказать, но не решалась. Мне было хорошо с тобой. Не хотелось разрушать это хрупкое счастье.

– Что я должен знать? – повторил свой вопрос Хорруг.

Ния закрыла лицо ладонями и простонала:

– Я же говорила, что мы оба пожалеем о том, что делаем. Но ты не хотел слушать, а я не хотела настаивать. Прости меня.

Хорруг приблизился к женщине, обнял ее за плечи и в третий раз спросил, уже мягче:

– Что я должен знать?

Ния уткнулась лицом в его плечо.

– Ты ведь знаешь, что я была в ногарском плену, – произнесла она. – Каждый день, каждую ночь ногарские воины истязали меня как хотели…

– Не нужно вспоминать об этом, – остановил ее Хорруг. – Все это осталось в прошлом и никогда не повторится.

– Может, и не повторится, – не стала возражать Ния. – Но уже и не отпустит. Я не могу быть твоей женой.

– Мне нет дела до того, что было с тобой в прошлом, и ты это знаешь, – жестко сказал Хорруг. – Все будет так, как захотим мы, а не как требуют ваши традиции.

– Традиции не при чем, – ответила Ния печально. – А ты сделаешь так, как попрошу я, как говорит Аррелий. Ты женишься на дочери князя Тибия.

– Не требуй от меня невозможного, – глухо прохрипел Хорруг, едва сдерживая закипающий гнев. – Ты же знаешь, что я…

– Молчи!

Ния вскинула голову и закрыла ему рот ладонью. Глядя Хорругу в глаза, она сказала.

– Я знаю. Но со мной ты не будешь счастлив. Никогда.

Хорруг отстранил ее ладонь.

– Что ты такое говоришь? Мы ведь были счастливы! Нам было хорошо вдвоем!

Ния грустно улыбнулась и покачала головой.

– Это был лишь краткий миг, волшебный сон. Но он не может длиться вечно. Ты должен жить дальше.

В бесцветных глазах Хорруга заплясали злые огоньки.

– Я так и не услышал, почему не могу жить дальше с тобой, – со злобой прохрипел он.

Ния тяжело вздохнула.

– Ногарские насильники в самом деле испоганили меня, как говорят старейшины, – печально произнесла она. – После ногарского рабства я уже никогда не смогу родить детей и не смогу сделать тебя счастливым. Твой род не должен прерваться. Молчи! Я знаю, что ты хочешь сказать. Ты слишком горд и упрям, чтобы просто смириться, ты хочешь, чтобы все всегда было по-твоему. Но в этот раз тебе придется уступить и сделать так, как скажу я.

Ния оттолкнула Хорруга и сама отступила на шаг.

– Уходи, – решительно потребовала она.

Хорруг шагнул было к ней, намереваясь снова заключить в объятия, но Ния отступила еще дальше и выхватила кинжал из ножен, висевших на стене.

– Не подходи! – предупредила она.

Приставив острие кинжала к собственной груди, женщина произнесла:

– Ты гордишься тем, что всегда выполняешь свои обещания. Мы, арамеи, тоже умеем держать слово. Клянусь, я убью себя, но никогда больше не стану твоей. Уходи!

– Зачем ты поступаешь так со мной?! – прохрипел Хорруг.

– Ради твоего блага и блага всех нас, – твердо ответила Ния. – Со мной ты не будешь счастлив, не будешь свободен и никогда не достигнешь того, к чему стремишься, не сможешь сделать то, что должен. Уходи! Мы не можем быть вместе!

Стиснув зубы и тяжело дыша, Хорруг смотрел на Нию и не мог поверить, что все это происходит с ним. В очередной раз весь привычный уклад рушился. В глазах темнело, кровь била в виски, биение собственного сердца отдавалось в ушах, словно грохот барабанов огнепоклонников.

– Уходи, – тихо повторила Ния.

По ее щеке скатилась слеза. Глухо простонав, Хорруг резко развернулся и стремительно вышел из дома, распахнув дверь ударом кулака. Не обратив внимания на Аррелия, Минессис и Аммата, он пересек двор и, словно дикий вепрь, вломился в чащобу.

Он шел, не разбирая дороги, по колено проваливаясь в рыхлый весенний снег. Зацепившись ногой за корягу, скрытую под снегом, Хорруг споткнулся и упал к подножию могучего кедра. Поднявшись на колени, он обхватил ствол руками и уткнулся в него лбом.

– Отец мой, – прошептал Хорруг. – Скажи что-нибудь.

Ветви окружающих его деревьев качнулись, в их шорохе Хорруг услышал почти забытый голос: