– Так для чего вы прибыли в Эдо, Уэсуги-сан?

– Странный вопрос, – добродушно ухмыльнулся Камакура. – Так же, как вы, Тосицунэ-сан, чтобы служить сегуну, да славится его имя в веках, да ниспошлют ему боги долгую жизнь и правление.

– Вопрос не так странен, как кажется на первый взгляд, – тонко улыбнулся Сенкевич. – Не знал, что сегуну могут служить демоны.

Уэсуги переменился в лице. Болезненно оскалился, рыкнул:

– Узнал, значит. Всегда был умен. Тебе же хуже!

Человеческое обличье сползло с него, как шкура со змеи. Огромный крылатый зверь кинулся на Сенкевича и отпрянул – к его одежде был пришит защитный знак.

– Ну, живи, пока можешь! – Уэсуги схватил кувшин с сакэ, осушил его из горлышка. – Скоро мы до тебя доберемся, никакая защита не поможет!

Напружинившись, он прыгнул в окно, но изо всей силы приложился к нему и сполз вниз: охранные знаки придали стеклу твердость камня. Демон ринулся в дверь, но и тонкая бумажная задвижка оттолкнула его. Он вскочил на стену, намереваясь пройти сквозь нее – и здесь неудача. Зверь сделал по стене комнаты несколько кругов, как в мотоциклетном шоу, но так и не сумел выбраться.

– Бесполезно метаться, Уэсуги-сан, – нежно улыбался Сенкевич. – Я ведь могу так вас называть? Возможно, вам приятнее будет слышать свое настоящее имя – Кума-они?[25]– По тому, как дернулся и сжался Камакура, Сенкевич понял, что правильно опознал демона. Недаром всю ночь листал тетрадь с описаниями духов. – Вы были призваны из Дзигоку[26], не так ли? Не трудитесь, не рвите себя, выйти отсюда не удастся. Здесь везде святые знаки. Лучше выпейте еще сакэ, расскажите, кто приказал вам явиться в Эдо и заменить собою знатного дайме. А главное, зачем?

– Спрашивай, сколько хочешь: я не предам господина! – от безысходности Уэсуги схватил со стола остатки риса и запихал в рот, будто хотел заткнуть его.

– Хорошо, – кротко согласился Сенкевич. – Тогда сделаем так. Демон Кума-они, я называю твое имя и приговариваю тебя к заточению в этом предмете.

Он указал на кувшинчик, только что опустошенный гостем, и принялся читать обращение к Сонтэн. Уэсуги съежился, тело его обмякло, но вот превращаться в облако и втягиваться в кувшин дух не торопился. Сенкевич прочел обращение трижды – не помогло. Уэсуги был обездвижен и, судя по гримасам, испытывал сильнейшую боль, но и только. Для верности Сенкевич еще исполнил песню «Металлики», уж тут искренности было хоть отбавляй. Но и это не помогло.

– Мадара! Почему он не запечатывается?

Кот выглянул из-за ширмы, окинул демона критическим взглядом:

– Вероятно, он уже был заклят своим именем и не может сменить хозяина. Ведь меня демон из Эдо призвать не смог, потому что я твой слуга. Ну а этот не подчинится тебе. Ты связал его, но заточить не сможешь.

– Что с ним тогда делать?

Мадара скорчил гримасу:

– Убить. Что еще? Отпускать нельзя, иначе скоро все демоны Эдо атакуют твой дом.

– А как его убить? Молитвой?

– Можно, – кивнул кот. – Только он слишком силен, тебе придется молиться дня два. Охрипнешь.

– Чем еще?

– Меч его просто так не возьмет. Запечатать тоже нельзя. Можно измотать молитвой, а потом, когда ослабеет, убить, – не прекращая молитвы. Он здесь один, без поддержки хозяина и других демонов, так что, думаю, получится. Только голову руби сразу, одним ударом. А потом бей в сердце.

– Предатель! – взвыл Кума-они. – Ты заплатишь!

Воспользовавшись тем, что Сенкевич перестал молиться, он вскочил и принялся метаться по комнате, оставляя на полу и стенах глубокие следы когтей. Снова и снова бросался на окно и дверь.

– Поторопись, Тосицунэ-сан, – невозмутимо проговорил кот. – Защитные знаки так долго не выдержат.

Сенкевич снова затянул молитву. Демон зарычал, прыгнул на него. Визжа от боли, рванул косодэ. Когтистая лапа зацепила тонкий шелк, стянула его, отшвырнула прочь вместе с нашитым защитным знаком.

– Убить! Убить! – ревел Кума-они.

Когти впились в тело, пронзая кожу, к шее тянулась смрадная клыкастая пасть, хлопающие крылья похоронным саваном застилали мир. Сенкевич пытался молиться, чтобы оттолкнуть монстра, но Кума-они перехватил его за горло, слова застряли непережеванным комком.

«Кажется, конец», – подумал, отключаясь, Сенкевич. Вдруг жесткие, как железо, пальцы разомкнулись, воздух хлынул в помятую глотку. Демон отпрянул. Сенкевич встал на четвереньки, хрипел, пытаясь отдышаться.

По комнате с воем и рычанием катался огромный ком из двух тел. Сенкевич разглядел серый пушистый хвост, яростно бьющий по полу: с демоном сцепился Мадара. Кот пребывал в боевой ипостаси – превратился в большое существо, похожее на дракона. Теперь две сущности отчаянно рвали одна другую, устилая пол клочьями шерсти и каплями темной, почти черной крови.

Восстановив дыхание, Сенкевич подобрал изодранную одежду, нашел защитный знак, выставил его перед собой и подошел ближе к схватке. Сосредоточился, затянул молитву, повелительно назвал имя демона. Клубок вскоре распался. Мадара отполз, зажимая уши окровавленными лапами: молитва и ему не приносила радости.

Кума-они корчился от боли, сломанные крылья метались по полу. Сенкевич повторял молитву снова и снова.

– Хватит! – наконец взмолился демон. – Лучше убей!

– Тогда говори, кто вызвал тебя из Дзигоку! Зачем ты здесь? Зачем остальные?

Обессиленный Кума-они с трудом заговорил. Мадара склонился над ним, ловя каждое слово, чтобы Сенкевич, который продолжал молиться, ничего не пропустил.

Через полчаса откровений Сенкевич вытащил катану, размахнулся и одним ударом снес звериную голову, прорубив шею с такой силой, что на полу осталась глубокая борозда от клинка. Обезглавленное тело задергалось в агонии, скребя когтями. Мадара подобрал голову, отнес в угол, видимо, боялся, чтобы не приросла. Кажется, его забавляла ситуация: он заглядывал в красные глаза недавнего противника, корчил гримасы, высовывал язык – в общем, развлекался как мог.

Сенкевич, не медля, вонзил катану в сердце твари. Демон содрогнулся в последний раз, его тело обмякло, разлагаясь на глазах. По комнате поползла удушливая вонь тухлых яиц и гниющей плоти. Кума-они превращался в слизь, будто его растворяли в кислоте, разливался грязно-кровавой вонючей лужей. Мадара поморщился, отшвырнул голову, с которой тоже стекали потоки слизи, открыл окно.

– Так пахнут только адские твари, – словно оправдываясь, сказал он. – Не все демоны столь зловонны.

Слизь превратилась в жижу, которая стала быстро испаряться. Вскоре от демона не осталось ничего, кроме пятна, выжженного на полу.