class="p1">Конечно, папа говорил об олимпиаде или вокальном конкурсе, но это такие мелочи. Главное ведь суть, правда? А я получила удовольствие. Немного горькое, острое – но получила.

И не должна этого стыдиться.

– Я принесу полотенце, - Давид отворачивается, направляясь в ванную. – Надо было ещё там вытереть.

– Но ты этого не сделал.

– Боюсь, тогда бы мы продолжили. А ты четко сказала, что тебя заездили.

Жмурюсь от этой пошлости, забирая полотенце. Вытираю волосы и шею, не решаясь опустить ноги. Прижала к себе колени, закрывая всё тело. А взгляд Давида приклеен ко мне, не могу сейчас открыться.

Мужчина показательно вздыхает, направляясь к окну. Приоткрывает его, черкает колесико зажигалки и ко мне медленно ползет запах сигарет. Давид поворачивается спиной, давая мне время.

Прикрываюсь полотенцем, стираю крупные капли и бегу к своему шкафу. Хочется натянуть на себя всё, но я себя обрываю. Всё уже произошло. Минуту назад я призналась, что не жалею.

Так почему продолжаю вести себя так, словно меня заставили?

Даивид и Алан давили на меня, зажимали, и лишали нормального варианта. Но при этом… Никто не держал мои руки, не бросал силой на кровать и не насиловали.

Я сама согласилась.

И они согласились. Со своими условиями и ожиданием, что конкурент свалит. Оба остались. Алан стал моим первым мужчиной, а после просто исчез.

Это бьёт в солнечное сплетение, выбивает воздух. Сдерживаю всхлип, прикусив губу настолько, что болью отдает по всему телу. Он просто взял, чего хотел. И ушел.

Оставил меня Давиду.

В этом была вся суть?

И Давид тоже поспешит уйти?

Мне так отчаянно хочется прижаться к мужчине, найти у него утешение. Потому что я вдруг чувствую себя самой нежеланной, грязной и развратной. Словно теперь никто не захочет прикоснуться ко мне.

Но я не делаю ни шага. Мне кажется, я не имею на это права. Я ведь сама выбрала, сама виновата. Да и мужчины мне ничего не обещала. Изначально это был странный подарок, моя невинность.

Никто не обсуждал, что будет после этого. Как я сделаю выбор и пересплю с ними – пустота. Не обещаний, ни ожиданий. И сейчас просить у Давида чего-то кажется неправильным.

– Охуенная у тебя задница, куколка.

– Давид! – резко оборачиваюсь, натягивая на себя пижамные штаны. – Ты подсматривал!

– А когда я обещал так не делать?

– Ну… Ты же видишь, что мне неловко. Разве было сложно отвернуться на несколько минут?

– А ты не просила, куколка. Мы ещё поработаем над тем, чтобы ты научилась. Нужно четко формулировать мысль.

– Поработаем?

– Да. Отдохнешь и поедем ко мне. Увез бы сейчас, но ты опять начнешь крутить носом. Дам тебе несколько часов передышки. Договор?

Мотаю головой. Киваю или отказываюсь – сама не понимаю. В голове шумит море, помехи. Давид хочет дальше чего-то со мной? Продолжить, не отказывается?

На маленькое мгновение меня накрывает облегчением и радостью, приятным покалыванием между ребер. Потому что он мне нравится, дико, запредельно.

И грубостью, и напором. И даже тем, как цепко смотрит, словно уже представляя всё, чем мы займемся. Нравится так же сильно, как нравится Алан.

Но секунда истекает, сменяется другой. И я прикрываю глаза, облокачиваясь на шкаф. Стараюсь прийти в себя, потому что это предложение неправильное.

Словно… Брошенное и уже согласовано со всеми.

Он меня «забирает» как вещь, игрушку.

Куколку, да.

– Как ты себя это представляешь? – голос срывается, о серьезном непривычно говорить. – В каком смысле «поедем к тебе»? Что именно от меня хочешь?

– Бля, куколка, разве не понятно? Тебя хочу. Переедешь ко мне, харе мотаться непонятно где. Поиграли и хватит. Ты сказала, что нравимся вдвоем. Вот Алана свалил, я остался. Я ведь тоже вхожу в категорию «двое»?

– Да, но… - осекаюсь, когда Давид подходит ближе. Затягивается сигаретой, небрежно и легко. Этот жест удивительно ему идет. – Можно?

– Ты не куришь, - не вопрос, но протягивает меня сигарету, наблюдая с усмешкой. – Разве для связок не вредно?

– Вредно, но я же не певица, - делаю маленькую затяжку, пока дым обжигает горло. Царапает до кашля, но я сдерживаюсь. – Не знаю, почему попросила.

– Просто трусишь поговорить нормально.

– Не трушу! Я лишь… Не понимаю, вот и всё. Как ты себе это представляю?

– С качественным трахом, - намеренно наклоняется ниже, ловит губами дым из моего рта. – Несколько раз в день, когда ты привыкнешь. Запала ты мне, куколка. Хочу тебя и это главное. Будешь жить со мной.

– Я учусь и…

– В универ никто не запрещает кататься, пожалуйста. Учеба, шмотки, кафушки – организую. Будешь получать на карту достаточно, чтобы ни о чем не переживать. С конкурсами красоты заканчиваешь.

– Я никогда и не участвовала, это случайно получилось.

– Значит, больше не случайностей не будет. Кажется, всё просто, куколка.

– Ты… Ты предлагаешь мне роль сожержанки, так?

– Начинаешь смекать.

– Уйди, пожалуйста.

Отталкиваю его, потому что никогда за это не соглашусь. Давиду лишь нужно было подобрать другие фразы. Красивые слова, пусть и лживые, и я бы повелась.

Так тянет его обнять и поцеловать. Потереться о густую щетину, провести по коротким мягким волоскам. Я до ужаса тактильная, особенно сейчас.

Но Давид рубит правду, то, что он на самом деле хочет. Секс, а мне деньги, чтобы не мешалась и не требовала большего. Правда лучше лжи, но сейчас от неё мне больно.

– Давид, мне нужно подумать. Пожалуйста, оставь меня одну. Мы потом поговорим. Нет, - сжимаю челюсть, отвечая честностью на честность. – Я не буду содержанкой. Такие отношения не для меня.

– А что будешь? Трахаться с парочкой мужиков и прыгать из постели в постель?

– Это моё право! – взрываюсь, хотя слова бьют хуже пощечин. – В любом случае, в договоре было о невинности. Её нет, условия соблюдены. Всё, баста. Уйди, я тебя прошу. Мне хочется побыть одной! И если я захочу, я с кем угодно могу переспать. Это моё тело и не тебе решать!

К удивлению, Давид меня слушает. Раздраженно тушит сигарету в стакане, а после одеваться. Быстро покидает комнату, оставляя меня в желанном одиночестве.

Я падаю на кровать, вздрагивая от каждого шороха. Мне всё кажется, что кто-то из мужчин вернется. Вот сейчас, через минуту или две. Ну, ещё пару минут. И ещё десять.

Но никто