Визитером оказался Жора Сиплый – один из корешей Реброва, с которым они были знакомы еще со времен совместной учебы в спецПТУ. Как и Ребров, Сиплый тоже был судим по 206-й статье УК – за «хулиганку», правда, наказание они отбывали на разных зонах. Да и результатов добились разных: если Сиплый так и не смог выбиться в лидеры, то Ребров, уйдя в «отрицаловку», сумел так поставить себя, что привлек внимание воров, отдавших должное его дерзости и уму. В итоге он очень быстро из пешки (рядового «баклана») выбился в ферзи – стал правой рукой Могола.

– Извини за непрошенный визит, но дело того стоит, – произнес Сиплый, переступая порог квартиры, где Ребров жил один с тех пор, как полгода назад схоронил свою мать.

Закрыв дверь, хозяин квартиры прошел вслед за гостем в комнату и сразу обратил внимание на спортивную сумку, которую гость поставил на стол.

– Вот подарок тебе притащил – ты же у нас спортом увлекаешься, – сообщил Сиплый, опускаясь на диван.

– Что ты гонишь, какой подарок? – спросил Ребров с удивлением глядя то на гостя, то на сумку.

– Мишка Бегунок стырил эту сумку у одного фраера, заснувшего в метро. Притаранил ее мне, а я сразу вспомнил о тебе – там адидасовский костюм и бутсы.

– Гонишь? – с недоверием спросил у приятеля хозяин квартиры.

– Век воли не видать, – и Сиплый сделал характерный жест: ногтем большого пальца подцепил верхний зуб, после чего тем же пальцем провел себя по горлу.

После этого Ребров открыл молнию на сумке.

– Мать моя женщина! – воскликнул он, извлекая на свет новенький импортный костюм, который купить в советских магазинах было невозможно.

– Ты бутсы посмотри – на них муха не еблась, – поддержал восторги друга Сиплый.

Ребров так и сделал – извлек на свет бутсы и принялся с восхищением их рассматривать.

– Это каким же мудилой надо быть, чтобы такие шмотки в метро проспать, – резюмировал Ребров, возвращая вещи в сумку.

– Мишка говорит, что этим мудилой был какой-то молодой чувачок с красной ветки метро. Видно, спортсмен какой-то – со «Спортивной» ехал на тренировку.

В этот миг Ребров стал рассматривать кофту у костюма и обнаружил на воротнике бирку с именем и фамилией владельца.

– Гадский папа, как же тесен мир! – воскликнул Ребров и со злостью бросил кофту в сумку.

– Ты чего? – удивленно воззрился на него Сиплый.

– Этот мудило мне знаком – пять лет назад он отодрал нас в сухую, – сообщил Ребров приятелю. – Пять безответных мячей нам наколотил.

– Значит, теперь пришла пора поквитаться – будет ходить в совпаршиве, а не в адидасовском прикиде. Или ты хочешь, чтобы мы его нашли и поставили на ножи?

– Ты что, с дубу рухнул – на какие ножи? Если бы ты видел, как он в футбол играет, ты бы ему ноги целовал.

– Да гори он пропадом этот ваш футбол – на фиг он мне сдался! – воскликнул в сердцах Сиплый.

– А вот мне не на фиг – я таких забивал отродясь до этого не видел. А ему тогда всего двенадцать лет было. Можешь себе представить, в кого сейчас этот парень вырос?

– Да кто тебе сказал, что это он? – вскочил с дивана Сиплый.

– Там бирка на костюме – «Толя Кожемякин».

– Да мало ли в Москве Кожемякиных, да еще и Толиков?

– Может быть, и много, но это точно он – только у него такой костюм может быть. Впрочем, это легко проверить.

Сказав это, Ребров закрыл молнию на сумке и, закинув ее на плечо, направился в коридор.

– Ты куда? – удивленно спросил Сиплый.

– К Кожемякину. Там заодно и узнаю, имеет он отношение к этим шмоткам или нет.

– Ты точно больной на голову! – всплеснул руками Сиплый.

Но увидев, что его приятель и не думает отменять свое решение, обреченно поплелся за ним следом.

На улице они быстро поймали такси и Ребров назвал адрес, который помнил наизусть – как и тот день, когда их кодла проиграла всухую матч малолеткам.

У подъезда той самой «хрущобы», где жили Кожемякины, Ребров вышел из такси и попросил друга остаться в машине. На дворе был уже вечер и в том самом окне, в котором пять лет назад Ребров видел мать Кожемякина, горел свет. Это означало, что в квартире кто-то есть.

Прыгая через две ступеньки, Ребров легко вбежал на четвертый этаж и нажал на кнопку звонка. Спустя минуту дверь открылась и перед непрошенным гостем возник Анатолий Кожемякин собственной персоной.

– Здорово, Толик, – поздоровался Ребров.

Но заметив, что его не узнают, продолжил:

– Что, сильно изменился за пять лет? Я тот самый чувак, которого ты отодрал всухую 5:0 в той самой коробке, что стоит у вас во дворе.

После этих слов лицо Кожемякина, до этого напряженное, осветила улыбка и он спросил:

– Опять пришел в футбол поиграть?

– Да ты за эти пять лет наверняка до мастера спорта вырос – на одной ноге меня обыграешь.

– А ты чем все это время занимался? – поинтересовался Кожемякин.

– Да так – путешествовал, – уклончиво ответил Ребров.

Но взгляд Кожемякина скользнул по его руке, где на каждом пальце теперь красовались синие татуировки – и все сразу стало понятно.

– Может, зайдешь? – и футболист сделал шаг назад, приглашая гостя в дом.

Но тот мотнул головой и предложил:

– Лучше ты ко мне.

Кожемякин вышел на лестничную площадку и притворил за собой дверь.

– Ты сегодня ничего не терял? – поинтересовался Ребров, когда они отошли к окну, выходившему на другую сторону двора.

– Что например? – напрягся Кожемякин.

– Вот это, – и Ребров движением руки перенес сумку, висевшую у него за спиной, на живот.

Увидев вещь, с которой он уже успел навсегда распрощаться, Кожемякин буквально остолбенел. А когда пришел в себя, спросил:

– Ты где ее взял?

– На улице нашел.

– А как узнал, чья сумка?

– Ты совсем дурной, Толик – на костюме бирка с твоими именем и фамилией. На, держи и больше не теряй.

Вручив хозяину его вещи, Ребров достал из кармана пачку «Примы» и закурил.

– Ты куда с этим ехал – на тренировку? – спросил он, открывая форточку в коридорном окне.

– На смотрины к Бескову, – ответил Кожемякин, прижимая сумку к груди.

– Да ну – к самому Константину Ивановичу? – искренне удивился Ребров. – Неужели он тебя хочет в «Динамо» взять?

– Не знаю, я же к нему так и не доехал, – вздохнул Кожемякин.

– Не дрейфь, пацан, такие футболисты, как ты, на дороге не валяются, – выпуская дым в сторону форточки, констатировал Ребров. – Объяснишь ему ситуацию, он поймет – не враг же он самому себе.