– Тебе бы, наверно, помолиться, а?

– Я… уже помолился.

– Вот и славно.

Руй Диас, защищая лицо от капель, козырьком приставил ладонь ко лбу:

– Я расскажу там… дома. Что ты встретил конец как полагается.

Мутные глаза Тельеса начали гаснуть.

– Сделал, что смог, Сиди, – прошептал он.

Он сказал что-то еще, но в этот миг шум ливня, припустившего с новой силой, заглушил его последние слова.

Подкрепления из Сарагосы запаздывали, но ждать Руй Диас не хотел. Едва лишь прекратилось ненастье, он отрядил вперед полсотни копейщиков и двести пехотинцев, которые вдоль сьерры двинулись в Тамарите и Альменар, а главные силы оставил в Монсоне, перед наваррско-арагонским войском.

– Если Санчо Рамирес не тронется с места в следующие два дня, – сказал он своим, – считайте, что эту партию мы выиграли.

К вящему его облегчению, король Арагона с места тронулся, но – в обратном направлении. Через два дня его воины свернули лагерь и стали уходить на северо-восток. Санчо Рамиреса призывали дела в другой части его владений, и он решил не продолжать партию с сомнительным исходом, где выигрыш мог быть незначителен, а проигрыш – огромен. И это сильно облегчало дело. Теперь Руй Диас мог сосредоточить все усилия на отражении двойной опасности: по донесениям лазутчиков и разведчиков, войска эмира Лериды и графа Барселонского медленно и очень осторожно продвигались вперед.

– Через две недели могут соединиться, – сообщил Диего Ордоньес, собиравший сведения. – И встреча их произойдет где-то между Леридой и Балагером.

– Мутаман был прав, – заметил Минайя. – Альменар будет ключевой точкой.

– В этом случае следует поторопиться.

– И – сильно.

Руй Диас раздал лопаты и кирки всем местным маврам, включая женщин и детей, – несколько человек для вразумления остальных пришлось повесить – и согнал их приводить в порядок укрепления Альменара, пребывавшие в бедственном состоянии. Оставил там большую часть своего войска и отправился вдоль границы до самого Эскарпе добывать фураж и продовольствие.

– Франки соединились с Мундиром, – объявил однажды утром запыленный с ног до головы Галин Барбуэс, спрыгивая с коня, которого гнал галопом всю ночь. – У Альменара, как мы и думали. И скоро будут готовы дать нам бой.

В тот же день, после захода солнца, гонец привез в Эскарпе известие о том, что из Сарагосы наконец вышло подкрепление – триста конников и тысяча пехотинцев – во главе с самим эмиром Мутаманом. И Руй Диас, загоняя коней, ринулся ему навстречу. Они сошлись в Тамарите, маленьком городке, защищенном рукотворными стенами крепости и скалистыми обрывистыми горами, сотворенными самой природой. И едва лишь сойдя с коня, чтобы поцеловать руку эмира, он по улыбке его понял, что тот очень доволен.

– Ты славно поработал, Лудрик.

Эмир в золоченом шлеме, обвитом белым тюрбаном, в сафьяновом кафтане, с кривым, богато изукрашенным кинжалом за поясом, был чудо как хорош. Пренебрегая опасностью, он носил не меч, а витой хлыст с серебряной рукоятью. Впрочем, его сопровождала чернокожая стража. В свите Руй Диас заметил Якуба аль-Хатиба и Али Ташфина и понял, что благоволением эмира в немалой степени обязан докладам раиса.

– Я выполнил ваши повеления, сеньор.

– Судя по тому, что мне рассказали и что я вижу собственными глазами, ты сделал много больше.

Мутаман имел все основания быть довольным. Мало того что взяли Пьедра-Альта и Монсон и укрепили Альменар, но и король Арагона повернул восвояси, не дав сражения. Помимо этого, войско Сарагосы, готовое сейчас выступить против франков и мавров Лериды, располагавшее семьюстами конными воинами, из которых три четверти составляла тяжелая кавалерия кастильцев, и тремя с лишним тысячами пехотинцев с опытными командирами, внушало бы к себе уважение под началом любого полководца, а уж во главе с Сидом становилось грозной силой.

– Все так, – недавно сокрушался Минайя, – если только Мутаман не испортит нам всю обедню.

Он как в воду смотрел. Когда с любезностями было покончено, эмир объявил о своих намерениях, сильно обеспокоив Руя Диаса и его командиров. Они-то собирались держать оборону, время от времени показывая противнику свою мощь, но всячески уклоняться от большой битвы, но злоба, которую Мутаман питал к своему брату Мундиру, застила ему глаза. Во что бы то ни стало он желал разгромить брата наголову в решительном сражении и не учитывал, что на другой чаше весов может оказаться войско графа Барселонского. Ибо слепо верил в полководческое мастерство Руя Диаса и в то, что само его имя может произвести на противника магическое действие.

– С Сидом Лудриком во главе войска и с помощью Всевышнего, – сказал он под конец, – мы разнесем их в клочья.

Однако Руй Диас был человек поднаторелый в делах такого рода. И знал, что одним лишь громким именем битву не выиграешь. И что Всевышний – что у христиан, что у мавров – имеет обыкновение помогать врагам, ежели они многочисленней друзей.

– Все очень хвалят тебя, Лудрик.

– Кроме тех, кто хулит.

– При моем дворе таких нет. Все превозносят твою осмотрительность и порядливость.

Меж тем в Тамарите вечерело, и солнце садилось за хребты гор, окружавшие городок. Руй Диас и Мутаман, отужинав, сидели за столом в доме, отведенном эмиру, – старинном, еще времен го́тов, толстостенном и холодном. Почерневшие балки под потолком, сырые стены, циновки на полу. В огромном каменном камине весело играл огонь.

– Нелегко командовать людьми, – добавил Мутаман.

– Править ими – дело не менее трудное, государь, – учтиво ответил Руй Диас. – Это испытание – из самых тяжких.

– Не уверен… Разные бывают властелины. Править в крайних обстоятельствах, когда на карту поставлены победа или поражение, требует дарований и военных, и человеческих. Особого склада. Мой покойный отец – да пребудет он в раю – умел руководить людьми. Я лишь пытаюсь.

– И попытки ваши увенчиваются успехом, государь.

При этих словах по лицу человека, сидевшего напротив, скользнула недоверчивая усмешка, а глаза метнули быстрый взгляд. Отдернув шелковый рукав, Мутаман назидательно воздел палец, словно призывая своего сотрапезника к порядку.

– Сиду Кампеадору не пристала лесть, – насмешливо произнес он, – пусть даже из его уст она особенно приятна. Тем более что я в ней не нуждаюсь.

– Добавите мне за нее жалованья, государь.

Мгновенный поединок взглядов – и эмир коротко расхохотался:

– Что же, может быть, ты прав, я и впрямь недурно владею ремеслом государя. Или, по крайней мере, стараюсь… Мой брат Мундир не способен к этому. Всевышний обделил его разумом, зато тщеславия и беспочвенного самомнения отсыпал полной мерой…