Этим автографом великого поэта адресат гордится по сей день и иногда шутит: «Будут плохи дела, задвину его на какой-нибудь «Сотбис».

Кстати, 1987 году наш герой присутствовал на первом в Советском Союзе аукционе «Сотбис». Проведению аукциона предшествовали русские торги в Лондоне и Париже, когда были официально приобретены драгоценные для России предметы русской культуры и искусства, среди которых картины Репина, письма Тургенева и Пушкина. Аукционисты оживились, забрезжила надежда на то, что СССР подхватит мировую традицию обмена культурными ценностями. «Сотбис» в Москве вызвал настоящий ажиотаж. Феликс не успевал раскланиваться со всеми знакомыми – сюда, в Центр Международной торговли, съехался весь столичный бомонд. Потом он узнал примерное число гостей – 11 тысяч!

Дарственная надпись культового советского поэта Александра Твардовского, полученная в 1961 году в редакции журнала «Новый мир»

Феликс видел собственными глазами, как люди падали в обморок, услышав, что за полотно Родченко или за картины еще плохо известного в России Миши Брускина платили сотни тысяч долларов. Организаторы заработали немыслимую по тем временам сумму – 3,5 миллиона. В 1988 году подоспел «Кристис», заявивший 580 лотов, дающих исчерпывающее впечатление о русском прикладном искусстве. Среди лотов присутствовали редчайшие произведения искусства, такие как «Девушка с грибами» Венецианова. Для того чтобы подать лоты в наиболее выгодном свете, организаторы аукциона перестроили центральный зал наподобие петергофского дворца… Это было незабываемо…

Предприимчивый Феликс заинтересовался модными на Западе ристалищами по реализации редких и дорогих предметов искусства, автографов, старинных книг. Он со товарищи придумал для московской публики мероприятие под «скромным» названием «Аукцион для богатых». На торга выставлялись спрятанные ранее за семью замками у коллекционеров и их наследников раритеты.

Сам же организатор и вдохновитель нового для Москвы действа интересовался книгами с автографами знаменитых авторов. Будучи сам весьма одаренным «автографистом», способным за минуту родить поистине незабываемые и никогда не повторяющиеся строчки-посвящения, Феликс высоко ценил оригинальные автографы, передающие настроение и чувства автора, аромат эпохи. Со временем он стал не только владельцем одной из самых обширных в Москве коллекций автографов, но и настоящим докой по части их цены и качества. «В автографе должно быть не менее семнадцати слов, – уверяет Феликс. – Только тогда он будет стоить нормальных денег». Примечательно, что в стихотворном иронически-завистливом посвящении Евтушенко Феликсу Медведеву вместе с подписью автора ровно семнадцать слов.

Когда в 2003 году в Москву из Лондона приехал князь Никита Лобанов-Ростовский, один из самых известных в мире коллекционеров и специалистов по историческим и культурным ценностям, журналист не упустил возможности встретиться с ним. Фигура князя обладала особой притягательностью – еще бы, потомок русского царского рода, обладатель уникальной коллекции декоративного искусства, эксперт, к чьему мнению прислушиваются на всемирно известных аукционах «Сотбис» и «Кристис», гражданин США и при всем при этом – лондонец, считавший родиной страну Болгарию. Описывая особенности собирательского дела, князь поведал, что оборот антикварного рынка на тот момент составил 4 миллиарда долларов в год, что примерно равно обороту мирового рынка алмазов. Подтвердив предположение Феликса о варварских традициях собирательства в России, о том, как первые ростки цивилизации были задушены революцией, князь искренне сожалел:

– Собирательство в те времена ассоциировалось с накопительством и стяжательством, буржуазным предрассудком. И особенно не поощрялось. По и так некультурно богатой стране опять прокатился Чингисхан. С пулеметом и красным знаменем. И то, что в России сохранились музеи, мне лично кажется чудом.

– Жуткая картина, – поежился Феликс. – Но куда же смотрел вроде бы образованный вождь пролетариата Владимир Ульянов да и культурный авторитет Максим Горький?

– Что вы! – всплеснул руками князь. – Именно «освобождению России от культурных ценностей, а попросту ее грабежу, мы всецело обязаны как раз двум названным вами персонам. Именно Ленину и исполнителю его желаний Горькому мы обязаны тем, что до 1924 года было вывезено 60 тысяч тонн предметов русской культуры. Нужна была валюта на укрепление диктатуры пролетариата…

Никита Дмитриевич говорил о том, что с появлением «новых русских» качественное русское искусство стало дороже, чем в других странах.

– А что такое, по-вашему, «качественное русское искусство»? – поинтересовался журналист, – Айвазовский, Шишкин… или скажем, известный только ценителям Купер?

– Качественными, а для меня значит востребованными на аукционах являются прежде всего значительного размера полотна хрестоматийных художников реалистической школы XIX века… Мне кажется, знакомые всем шишкинские «мишки» были в каком-то смысле символом устойчивой России и нормального детства с обязательным визитом в Третьяковку. Или Айвазовский, живущий уже не как художник, а как многомиллионная копия самого себя, знакомый всем и каждому – от музеев до станционных буфетов и вырезок из журнала «Огонек», в коммуналках и школьных классах… Только не пойму, почему советская власть так горячо их любила? Тайна века…

Феликс и князь Лобанов-Ростовский говорили о странной популярности импрессионистов и «циклопической» цене на них – за Ван Гога и Ренуара на последних торгах коллекционеры выложили почти по 80 миллионов долларов, о том, что российское законодательство по-прежнему недружелюбно к коллекционированию и антикварному делу, и поэтому российские коллекции, в основным, – «теневые» и известны весьма узкому кругу людей, а обмен культурными ценностями между Россией и другими странами часто «ходит в обнимку» с контрабандой… «Так что подождем, – сказал напоследок Никита Дмитриевич, – В России всегда долго запрягали».

Февраль 2013 года. Феликс все такой же неунывающий и занятой, носится по своим делам. Ни слякоть, ни бушующий в Москве грипп не в состоянии притормозить движение этого вечного двигателя.

– Феликс, ну что же ты бегаешь в такую непогоду? – переживают друзья, зная, что накануне он температурил.

– Осень, зима – мне на все начхать! – жизнерадостно отмахивается он. Потом, заметив восхищенную благосклонность слушателей, добавляет, картинно распрямившись:

– Деньги, безденежье – на это тоже начхать!

– Ну нет! – тут Мила останавливает театральное выступление мужа. – Когда у тебя нет денег, ты в плохом настроении!