– Нет ни страха, ни ненависти, – повторила она. – Но вы все-таки думаете о том, что я могла бы вам пригодиться, так ведь?

– Только если ты сама захочешь помочь.

– Капитан Вулидж решил, что у меня достаточно знаний, чтобы повысить мощность его корабля.

– И ты это сделала? – невинным тоном спросил я.

– Да, в конце концов сделала. Он показал мне двигатели и… убедил кое-что изменить в них. Ты назвался корабельным мастером, так что наверняка знаком с принципами их работы.

Я припомнил, как настраивал работу двигателей, когда у нас еще была надежда убежать от пиратов. Воспоминания о том, как дрожала моя рука, поворачивая регуляторы, словно всплыли из глубокой древности, хотя с того момента прошло лишь несколько дней.

– Когда ты сказала «убедил»… – начал я.

– Он нашел способ заставить меня. Это правда, что сочленители способны контролировать болевые ощущения с помощью нейронной блокады. Но только до определенной степени и только в том случае, когда боль имеет физическое происхождение. Если же она возникает в самой голове, в результате реверсивного траления, тогда наша защита бесполезна. – Неожиданно ее взгляд посуровел, словно она призывала меня вообразить хотя бы десятую часть того, что перенесла сама. – Это все равно что запереть входную дверь, когда волк уже пробрался в дом.

– Мне очень жаль. Должно быть, ты прошла через ад.

– Просто довелось испытать боль, – ответила она. – Я не из тех, кого все обязаны жалеть.

Это замечание меня озадачило, но я решил не выяснять.

– Мне пора возвращаться к двигателям, но я зайду позже. А тебе нужно отдохнуть. – Я сдернул с запястья запасной браслет-коммуникатор и положил рядом с ней, так, чтобы могла дотянуться. – Если понадоблюсь, просто позвони. Может, и не сразу, но я приду.

Она подняла руку, насколько позволил ремень:

– А это?

– Я скажу Ван Нессу. Ты пришла в сознание, можешь разговаривать с нами, так что я не вижу в них больше нужды.

– Спасибо, – сказала она. – Иниго – это полное имя? Больше похоже на сокращенное, даже по меркам недоразвитых.

– Иниго Стэндиш, корабельный мастер. А ты так и не ответила, как тебе зовут.

– Я же говорила: мое имя тебе не выговорить. У нас теперь особые имена, основанные на обращениях, которые можно передать только в Транспросвещении. Мое имя – это поток эмпирических символов, цепочка внешних чувственных явлений, выражение особого динамического состояния, которое встречается только в атмосфере определенного вида газовых планет-гигантов. Я сама его выбрала. Мне оно представляется очень красивым и немного печальным, как хайку в пяти измерениях.

– В атмосфере газовых гигантов?

Она настороженно посмотрела на меня:

– Да.

– Замечательно. Тогда я буду называть тебя Погода. Если только не предложишь что-нибудь получше.

Она не предложила, хотя мне и показалось однажды, что до этого едва не дошло. Понравилось ей или нет, для меня она стала Погодой. Вскоре ее так величала уже вся команда, а она сначала с большой неохотой, а потом со смирением снизошла до того, чтобы откликаться.

Я отправился к капитану Ван Нессу и изо всех сил постарался убедить его, что Погода не доставит нам неприятностей.

– И что ты предлагаешь? Разрешить ей свободный проход по всему кораблю?

– Нет, только выпустить ее из клетки.

– Она идет на поправку.

– Но она связана. И вы приставили к ее двери вооруженного сервитора на случай, если она освободится от ремней.

– Это просто дань здравому смыслу.

– Думаю, теперь мы можем ей доверять, капитан. – Я помедлил, с особой тщательностью подбирая слова. – Понимаю, что у вас есть весомые причины для неприязни к таким, как она, но с тех пор сочленители стали другими.

– Разумеется, ей бы очень хотелось, чтобы ты так думал.

– Я поговорил с ней, выслушал ее историю. Она изгой для своего народа и не может вернуться из-за того, что с ней произошло.

– Вот именно, – кивнул Ван Несс с таким видом, будто это доказывало его правоту. – Изгои способны делать странные вещи. Никакая осторожность не будет излишней, когда имеешь дело с изгоями.

– Погода не такая.

– Погода? – повторил с сухим неодобрением. – Стало быть, теперь у нее есть имя?

– Я чувствую, что так будет лучше. Это было мое предложение, а не ее.

– Только не начинай их очеловечивать. Люди всегда совершают эту ошибку. Не успеешь оглянуться, как сочленитель запустит когти тебе в голову.

Я прикрыл глаза, стараясь сохранить самообладание, но разговор определенно сбился с верного курса. С Ван Нессом у меня всегда были прекрасные отношения, граничащие с настоящей дружбой. Но в тот момент, когда он услышал имя Погоды, я понял, что она встанет между нами.

– Я не предлагаю, чтобы мы позволили ей здесь буйствовать, – сказал я. – Даже если снимем ремни, даже если уберем сервитора, все равно можно не подпускать ее к тем частям корабля, где она нам без надобности. Однако я считаю, что Погода способна принести немало пользы. Она рассказала, что капитан Вулидж заставил ее усовершенствовать двигательную систему «Василиска». Не вижу причин, почему бы ей не проделать то же самое для нас, если вежливо попросим.

– Зачем ему было заставлять ее, если ты так уверен, что она охотно сделает это сейчас?

– Я не уверен. Но не понимаю, какой ей резон отказывать нам в помощи, если мы будем относиться к ней по-человечески.

– Как же ты заблуждаешься, – вздохнул Ван Несс. – Она никогда не была человеком. Она была пауком с самого момента создания и такой же сойдет в могилу.

– Значит, вы об этом даже думать не хотите?

– Я согласился взять ее на корабль – одно это уже идет против всех данных богом инстинктов, – проворчал Ван Несс и добавил громче: – И я буду тебе благодарен, Иниго, если ты больше при мне ни разу не упомянешь о пауках. Разрешаю навещать ее, если посчитаешь нужным, но чтобы она и шагу не сделала из той каюты, пока мы не встанем на орбиту.

– Хорошо, – произнес я с краткостью, какая мне прежде не требовалась в разговоре с Ван Нессом.

– Ты по-прежнему отличный корабельный мастер, малыш, – сказал капитан, когда я уже выходил из его каюты. – В этом никаких сомнений. Только не дай этой твари затуманить твой разум. Мне совсем не нравится идея искать по всему космосу человека с такими же способностями, как у тебя.

Я обернулся и, хотя все подсказывало, что лучше бы придержать язык, все-таки выпалил:

– Я ошибался в вас, капитан. Мне казалось, вы никогда не допустите, чтобы вами управляла иррациональная ненависть, как другими ультра. Я считал, что вы выше этого.