жить на широкую ногу, а тут сорвались два больших заказа и возраст о себе напомнил… Но это так, к слову. В Толедо это был очень уважаемый человек. В этом городе художник прожил большую часть жизни и обессмертил свое имя – ЭЛЬ ГРЕКО, то есть ГРЕК.

Без Эль Греко мировая живопись сильно бы потускнела. И поскучнела, как обед без музыки.

Но мыслимое ли дело… В конце девятнадцатого века тогдашний директор Прадо собрался удалить картины Эль Греко из собрания музея, причем названы они были «заслуживающими презрения» и недостойными висеть рядом с Тицианом. В то время аукционные цены на картины Эль Греко ненамного превышали стоимость их рам. Картины были большие, рамы стоили дорого.

Но вскоре Эль Греко одним махом преодолел двести пятьдесят лет равнодушного забвения. Он был отторгнут в семнадцатом веке, и вновь объявился в двадцатом, пришло его время, теперь навсегда.

Начало биографии объясняет многое. Доменико Теотокопули родился и вырос на Крите, в семье таможенников, людей, как понятно, не бедных. С детства увлекся художеством. Две принципиально разные художественные школы доминировали на острове – византийской иконописи и венецианской живописи (Крит принадлежал Венецианской республике). Доменико стал мастером иконописи, основная ее техника – темперная живопись по деревяной доске. Никакого проявления собственных эмоций и импровизаций. Образ утвержден и предписан к исполнению.

Живя на Крите, молодой Теотокопули был мало знаком с итальянской живописью, но, несомненно, уверен в себе. И в 26-лет-нем возрасте отправился в Италию. Провел там несколько лет, осмотрелся, побывал даже в мастерской Тициана и объявил, что все может и умеет. Минута молчания… Итальянцы оставались равнодушны, их было не удивить. Даже нахальством… Впрочем, отсутствие европейского образования – скорее плюс, ведь система не только готовит, но и «обтесывает». Молодой Теотокопули избежал школы итальянского Возрождения. Зато остался самим собой и выиграл.

Находясь в Риме, Эль Греко (тогда еще Доменико Теотокопули) предложил Главе Ватикана – он готов переписать заново фрески Сикстинской капеллы, у него будет лучше, чем у Микельанджело, а того сбить со стен, чтобы духа не осталось… Художник был немедленно изгнан из комфортного жилья у кардинала Фарнезе и подальше от Рима. Но уверенности азартному провинциалу было не занимать. Он хотел превзойти итальянцев в главном, в живописности.

Пышность, монументальность, движение – размах, летание. Все, казалось, было доведено до предела. А если усилить, добавить? Фигуры, ткани, жесты… цвет, потоки света… изображение утрачивает реальность, и это не просто эмоции, а осознанное желание выйти за известные пределы. Нарушение пропорций, другой, холодный колорит на смену золотистому и солнечному венецианскому. Жест вызова, возмущения, запредельность. И это совершенно осознано. Как в Италии, он тоже так может. И еще лучше.

Видение Филиппа II. Художник переезжает в Испанию, рассчитывает картиной покорить Мадрид. Божественное воинство осеняет Священный Союз против турецкой экспансии – Венеция, Ватикан и Испания, молящаяся паства… и тут же разверстая пасть Левиафана, пожирающая в аду грешников. Вот как бывает… Эль Греко начинает выступать из тени Теотокопули…

Но королю картина не понравилась. Жаль, психоанализа тогда не было, возможно, мы бы узнали больше. Стоит упомянуть, у Филиппа ІІ была живопись Иеронима Босха. Король этим художником увлекался, собирательствовал. Говорят, даже в королевской спальне Босх присутствовал. Не иначе, как и у современных олигархов Босх должен быть. Тем более, средства позволяют, и близко по состоянию души. И тоже в спальне.

А художник обосновался в Толедо. Там он нашел свою среду, своих почитателей и получил свое, теперь легендарное имя – Эль Греко.

Единственный автопортрет Эль Греко (предположительно) в группе скорбящих над телом графа Оргаса – одного из наиболее знатных и благочестивых жителей Толедо. На нас глядит человек с тонкими чертами лица, вернее, не глядит, а внимательно нас изучает. Не просто знающий себе цену, а бесконечно уверенный в своем рыцарственном достоинстве. Вокруг лучшие люди Толедо, и он один из них. Не самозванец, ничуть, ведь горожане видели эту знаменитейшую картину (Похороны графа Оргаса) и подтверждают – да, действительно, таков Эль-Греко и есть..

Стиль Эль-Греко настолько необычен, что не нашел последователей среди художников, зато для литераторов он – сильный раздражитель. Испанский философ Ортега-и-Гассет находит сходство творческого метода Эль-Греко и Ф.М. Достоевского. Тот же напряженный безостановочный ритм, экспрессия, крайняя эмоциональность. Казалось бы, так не бывает. Но, оказывается, это свойственно человеческой натуре. Были бы обсточтельства…

Соммерсет Моэм подтверждает. Люди примерно так себя и ведут, не нужно удивляться. Что есть, то есть. Случается разное, соответственно моменту. Если что, мы покажем. Это пока тихо.

И действительно, разное. Святой Мартин и нищий. Картина из собрания Национальной Галереи в Вашингтоне. Современники восхищались. Хоть что на картине? Отнюдь не живописно безупречная лошадь с ногами, удивительно схожими с ногами нищего. Все хороши, но не в этом суть. Не стоит судить, годится ли эта лошадь для ипподрома и одобрил бы ее стать усатый лошадник маршал Буденный. Хоть думаю, одобрил в силу революционной целесообразности. А на картине все приблизительно и даже небрежно – и белая лошадь, и персонажи. Это, если о правилах. Но таков смысл, картина надолго останавливает взгляд на главном. Святой Мартин разрезает мечом свой плащ и отдает нищему, чтобы тот согрелся. А за Мартином на белой лошади виден пейзаж, это Толедо – город Эль Греко. Все как бы приблизительно, праздник и не слишком всерьез. А за этим суть. Эмоциональная аура. Однако, просто, если захотеть увидеть… Как по мне, это очень испанская картина. Можно много говорить, придумывая на ходу, но не хочется. Зато хочется смотреть и вживаться в изображение. Весь Дон Кихот сделан из этого – из практики невозможного.

Вот еще пример на тему Эль Греко. Заказали картину для ризницы собора в Толедо. Эсполио. (Срывание одежд с мертвого тела Христа). Сцена каноническая. Сюжет известен. Эль Греко передает содержание действия, как он его видит – позиция у него всегда одна – своя собственная. А правила будут написаны потом, когда вдохновение оправдает себя, и художник докажет свою правоту.

Повышенная эмоциональность жестов кажется немного утрированной. Невозможно обращаться к небу бесконечными всплесками рук всякий раз и почти по любому поводу. Это прием, рассчитанный на массового зрителя. Кстати, массовому зрителю картина Эсполио (она и сейчас в соборе) очень понравилась, в отличие от церкви, которая нашла, к чему придраться и значительно снизила цену за картину – с девятисот до трехсот дукатов.

Эль-Греко предлагаемые поправки не принял. Отказался переделывать. Судился и проиграл. Объявил во всеуслышание с порога суда: Предпочитаю бедность несвободе.