Мы снова провели основную процедуру эксперимента. Но в этот раз – как раз перед тем, как участнику осталось расставить стулья для разговора (пока экспериментатор якобы пошел в зал за черным собеседником), экспериментатор провел участникам инструктаж. Он сказал, что напряжение является естественным в обсуждении расового профилирования, что всем такой разговор дается тяжело. Он сказал, что участники должны относиться к разговору как к учебному опыту – то есть попытаться узнать, что получится о проблеме и в основном научиться говорить на острые темы с людьми, которые могут иметь разные точки зрения.

После такого инструктажа белые мужчины-участники придвинули стулья близко к их черному собеседнику, так же близко, как в других группах эксперимента. О чем они думали, пока ставили стулья? Изучение фрагментов слов показало, что, поставив учебную цель в разговоре, белые участники больше не беспокоились о том, что их расценят как расистов. Теперь они завершили не больше фрагментов слов со стереотипными словами (слова, означающие расизм) чем участники, которые не были под угрозой стереотипа.

Предрассудки между группами по-прежнему являются одной из основных причин сегрегации групп во всем мире. Просто учить людей иметь учебные цели при взаимодействии с людьми из разных групп, возможно в одиночку, не вылечит все эти предрассудки. В этом деле серебряных пуль не существует.

Тем не менее результат вселяет надежду. Когда именно угроза идентичности держит людей врозь и вызывает дискомфорт между ними, мешает пассажирам, сидящим рядом друг с другом в самолете, отговаривает студентов от прохождения курсов со значительным числом студентов из меньшинств или заставляет учителя неохотно подходить к некоторым студентам из числа меньшинств, тогда учебные цели могут помочь. С учебной целью ошибки становятся просто ошибками, и нет никаких признаков неизменного расизма.

Прежде чем мы открыли идею Кэрол об учебных целях, с нами происходили некоторые интересные неудачи. Мы попытались найти инструкцию, которая позволит участникам, ожидающим сложного разговора, подвинуть стулья поближе. Мы попытались сначала убедить их, что их не будут судить по тому, что они сказали в разговоре, что они должны свободно высказывать свое мнение, не опасаясь обвинений. Ничего не получилось. Возможно, они нам не поверили. Те, кто ждали разговора с черными собеседниками о расовом профилировании, все отсаживались дальше. Далее мы заверили их, что различия в перспективе были оценены, что ряд перспектив оценивался в ходе наших бесед. Это тоже не сработало. Стулья были еще далеко разбросаны друг от друга, иногда даже дальше, как если бы мы ничего не сказали.

Эти стратегии казались нам разумными. Мы позаимствовали их из программ по обучению вопросам многообразия культур, которые мы видели. Мы использовали их иногда в наших собственных классах. Но случилось непредвиденное последствие: чем больше мы уверяли участников, что не будем использовать их слова против них, тем больше они боялись, что мы будем это делать. Звучит как паранойя, но это не совсем иррационально в психологическом эксперименте или на семинаре по вопросам многообразия культур, где можно ощущать риск попасть под осуждение. В этом-то все и дело. Трудно просто уверениями избавиться от угрозы подтверждения стереотипа, которую белые могут чувствовать в межрасовой ситуации, такой как разговор с чернокожими коллегами о расовом профилировании, или которую любая группа может чувствовать в ситуациях, когда негативные стереотипы о них актуальны.

Для уверений, подобных этим, для работы в классах, на рабочих местах или семинарах по вопросам многообразия культур или действительно для функционирования любой техники групповых отношений люди должны быть способны доверять, несмотря на актуальность плохого стереотипа о группе, что о них не будут судить согласно ему, что их доброта как людей не останется незамеченной. Такое доверие трудно найти.

Глава 9 предлагает ряд того, что я надеюсь, является возможными способами достижения цели. Но здесь я еще раз подчеркиваю ценность учебных целей. Когда взаимодействия между людьми разного происхождения ставят перед собой цель научиться чему-либо друг от друга, это облегчает потенциальное напряжение между ними, придавая оплошностям меньшее значение. Доверие укрепляется.

Угроза подтверждения стереотипа – это общее явление. Она происходит со всеми нами постоянно. Негативные стереотипы о нашей идентичности парят в воздухе вокруг нас. Когда мы находимся в ситуациях, к которым эти стереотипы применимы, мы понимаем, что о нас могут судить и относиться к нам согласно им. Если мы вкладываемся в то, что делаем, нас это беспокоит; мы пытаемся опровергнуть стереотип или не подтверждать его. Мы избегаем ситуаций, когда мы должны бороться с таким давлением. Угроза не является определяющей, но она настойчиво, часто бессознательно определяет наши действия и выбор, нашу жизнь – например, насколько далеко вглубь самолета мы уходим в поисках свободного места или как хорошо мы играем в гольф, или как ведем себя на тест на интеллектуальное развитие. Мы считаем себя автономными личностями. В конце концов мы делаем выбор. Но мы часто забываем, что мы всегда делаем выбор в контексте. И давление, связанное с нашей социальной идентичностью, является составной частью контекста. Это трудно оценить, размышляя о нашем опыте. А еще, как я убеждал вас на протяжении всей этой книги, именно это давление делает социальную идентичность реальной для нас. Угроза подтверждения стереотипа – это всеобщий жизненный факт.

После избрания 4 ноября 2008 года Барака Обамы президентом Соединенных Штатов, первого афроамериканца-президента было много разговоров о том, вступило ли американское общество в «пострасовую эпоху», в которой расовая принадлежность больше не играет важной роли в наших возможностях и в наших отношениях друг с другом. Эта надежда всколыхнулась во время самих выборов, и она распространилась и на другие групповые предрассудки. По своему существу эта надежда, что какая-то сущность в американском характере изменилась или эволюционировала до такой степени, чтобы освободить нас, двигаясь вперед, от основанной на предрассудках несправедливости, оставляя позади проблемы. Аристотель считал, что предметы падали на разных скоростях потому, что у них были внутренние сущности, такие как «земность», которые отличались по тому, как их влекло к земле, и, таким образом, как быстро они заставляли объект упасть, чтобы добраться до нее. Нам тоже кажется, что мы можем оценить наш прогресс на пути к обществу, справедливому с точки зрения идентичности, измеряя внутреннюю сущность (межгрупповое предубеждение) которая, по нашему мнению, приводит к расовой, гендерной, классовой и иной групповой несправедливости. Идея в том, что если этот барометр опустится до нуля, у нас будет расово справедливое и личностно справедливое общество, равное игровое поле, пострасовое общество. Я, например, хотел бы, чтобы этот барометр упал до нуля. Но будет ли это значить, что мы превратились в «пострасовое общество»?

Суть примера «Насвистывая Вивальди» была в том, чтобы предложить расширенный взгляд на то, что делает социальную идентичность, такую как наша раса, важной для нас и общества в целом. Это не просто предвзятое отношение окружающих по отношению к идентичности, но и личные идентификации, которые идут с ним как ключевые параметры. Предубеждение имеет значение. Оно может формировать идентификации. Но личные идентификации могут глубоко повлиять на человека, вплоть до того, чтобы определить его жизнь, хотя при этом он может не встретить ни одного предвзятого человека на пути.