раз окинул лужайку взглядом. Затем, никем не замеченный, сдвинул в сторону черный занавес, через который только что вошел, и оказался в пустом тоннеле. Провел рукой по черной ткани, нашел место соединения полотнищ. Стараясь действовать как можно тише, расстегнул липучку, шагнул на другую сторону тоннеля и снова соединил ткань позади себя.

Иллюзия растворилась.

Лужайка исчезла.

Теперь Авила находился в громадном прямоугольном помещении, почти все пространство которого занимал большой овальный пузырь. Зал внутри зала. Эту конструкцию, напоминающую шапито, окружали высокие строительные леса, на которых громоздились осветительные приборы, аудиоколонки и пучки кабелей. Направленные на полупрозрачную поверхность шатра мерцающие видеопроекторы светились все одновременно, изливая мощные разноцветные лучи. Именно благодаря им люди на искусственной лужайке видели звездное небо и отдаленные холмы.

Авила отдал должное таланту Кирша: футуролог умеет создавать драматические эффекты. Впрочем, он и представить себе не может, какая драма здесь развернется сегодня.

Помни, что поставлено на карту. Ты — солдат священной войны. Часть великого целого.

Авила вновь и вновь прокручивал в голове свой план — шаг за шагом. Опустив руку в карман, он хотел уже вытащить крупные тяжелые четки. И в этот момент верхний ряд колонок внутри шатра будто взорвался звуком, выпустив на волю человеческий голос. Громыхая, он несся с неба, словно Глас Божий:

— Добрый вечер, друзья. Меня зовут Эдмонд Кирш.

Глава 16

В это же время в Будапеште рабби Кёвеш мерил нервными шагами тесное пространство своего házikó. В руке он сжимал телевизионный пульт и, с тревогой ожидая звонка епископа Вальдеспино, переключался с канала на канал.

Последние десять минут несколько новостных телеканалов прерывали свою программу ради прямого эфира из музея Гуггенхайма в Бильбао. Комментаторы обсуждали прошлые достижения Кирша и размышляли, чем он собирается поразить на этот раз. Кёвеш поежился. Интерес к предстоящему событию рос как снежный ком.

Для меня это уже не тайна.

Три дня назад в Монтсеррате Эдмонд Кирш показал Кёвешу, аль-Фадлу и Вальдеспино рабочую версию презентации своего открытия. Теперь, не сомневался рабби, то же самое предстоит узнать всей планете.

Сегодня вечером мир станет другим, с горечью подумал он.

Телефонный звонок оторвал Кёвеша от тяжелых мыслей.

Вальдеспино обошелся без предисловий:

— Иегуда, боюсь, у меня снова плохие новости. — Мрачным голосом он пересказал рабби шокирующие известия из Эмиратов.

Кёвеш в ужасе зажал ладонью рот. Потом проговорил:

— Аллама аль-Фадл… покончил с собой?

— Как раз этот вопрос сейчас и обсуждается. Его нашли недавно, далеко в пустыне… он как будто ушел умирать. — Вальдеспино помолчал. — Возможно, не выдержал нервного напряжения последних дней. Это все, что я могу сказать.

Аль-Фадл и самоубийство? Кёвеш представил себе это, нахлынула волна боли, а за ней — смятение. Да, и его самого мучают мысли о последствиях открытия Кирша. Но чтобы аллама в отчаянии свел счеты с жизнью? Нет, невозможно.

— Здесь что-то не так, — произнес рабби. — Не верю, что он пошел на такое.

Вальдеспино долго молчал.

— Рад, что вы так думаете, — наконец сказал он. — Должен признаться, и я с трудом могу принять версию самоубийства.

— Тогда… кто же это сделал?

— Тот, кому важно было сохранить в тайне открытие Эдмонда Кирша, — мгновенно ответил епископ. — Тот, кто, как и мы, думал, что Кирш сделает заявление не сегодня, а через несколько недель.

— Но Кирш уверял, что никто ничего не знает! — возразил Кёвеш. — Только вы, аль-Фадл и я.

— Может, и здесь он солгал. Но даже если Кирш действительно рассказал об открытии только нам троим, вспомните, как отчаянно наш друг Саид аль-Фадл выступал за публичность. Возможно, он поделился информацией с кем-то из приближенных в Эмиратах. Возможно, этот приближенный, как и я сам, счел, что открытие Кирша повлечет за собой опаснейшие последствия.

— И что отсюда следует? — раздраженно спросил рабби. — Что кто-то близкий к аль-Фадлу убил его ради сохранения тайны? Но это вздор!

— Рабби, — холодно произнес епископ. — Поверьте, я не знаю, что произошло. Я лишь пытаюсь найти ответы. Так же, как и вы.

Кёвеш перевел дух.

— Простите. Все никак не могу смириться с тем, то Саида больше нет.

— И я не могу. Но если Саида убили из-за информации, которой он владел, значит, и мы с вами должны быть очень осторожны. Возможно, мы следующие.

Кёвеш недолго помолчал, прежде чем сказал:

— Как только открытие станет достоянием общественности, нас незачем будет убивать.

— Верно, но пока это не так.

— Ваше преосвященство, до заявления Кирша остаются считанные минуты. Репортаж транслируют по всем каналам.

— Да… — Вальдеспино устало вздохнул. — Кажется, я должен признать, что мои молитвы остались без ответа.

Неужели епископ молил Бога о помощи, о том, чтобы Кирш отказался от своих намерений?

— Но даже если все всё узнают, — продолжил Вальдеспино, — успокаиваться рано. Думаю, Кирш с превеликим удовольствием объявит миру, что три дня назад консультировался с религиозными лидерами. Сейчас я уже сомневаюсь, что он руководствовался этическими соображениями, когда просил о встрече. Если он назовет наши имена, нас скорее всего ждут тщательные проверки и, возможно, суровая критика со стороны собратьев. Наверняка они сочтут, что мы должны были действовать, принять какие-то меры. Простите, но я… — Епископ запнулся, как будто хотел добавить что-то еще, но внезапно передумал.

— Что? О чем вы? — Кёвеш ждал продолжения.

— Поговорим об этом позже. Я позвоню вам после презентации Кирша. До тех пор, пожалуйста, никуда не выходите и заприте дверь. Ни с кем не разговаривайте и будьте предельно осторожны.

— Антонио, вы пугаете меня.

— Сам того не желая. Теперь мы можем только ждать и смотреть, как будет реагировать мир. Отныне все в руках Божьих.

Глава 17

С небес зазвучал голос Эдмонда Кирша, и прохладная лужайка в недрах музея Гуггенхайма затихла. Сотни людей, раскинувшись на одеялах, смотрели в сияющее звездное небо. Роберт Лэнгдон, лежа в центре поляны, испытывал непонятное волнение.

— Давайте сегодня снова станем детьми, — заговорил Кирш. — Посмотрим на звезды и откроем наше сознание новым перспективам.

Напряжение публики росло.

— Сегодня мы первооткрыватели, — продолжил Кирш. — Оставим все позади, устремимся в безграничный океан, где нас ждут новые земли, которых никто никогда не видел, почувствуем дрожь в коленях и благоговейный трепет — такой, когда вдруг понимаешь, что мир куда больше, чем могло «присниться нашим мудрецам». Распахнем сознание.

Впечатляет, подумал Лэнгдон. Интересно, это запись или он прямо сейчас читает текст за кулисами?

— Друзья мои, — гремел в небесах голос Кирша, — мы собрались, чтобы узнать о великом открытии. Прошу вас, наберитесь терпения. Сегодня произойдет переворот в истории