молодой человек был зачислен корнетом в Кавалергардский полк. В 1834 году Геккерн просил разрешения у отца Дантеса на его усыновление и получил согласие.

Луи-Якоб-Теодор ван Геккерн де Беверваард [128] относился к древнейшей голландской фамилии, вырос во Франции, служил на флоте, какое-то время у Наполеона. Вернувшись в Нидерланды, стал дипломатом, а в 1826 году – нидерландским посланником в Петербурге. Он был человеком высокообразованным, умным, язвительным, любил коллекционировать антикварные редкости. Именно Геккерн вывел Дантеса в свет, где тот встретился с Натальей Николаевной Пушкиной и безумно увлекся ею.

Но каковы же были истинные отношения голландского посланника и молодого офицера? Сын знаменитого историка Андрей Николаевич Карамзин объясняет их весьма деликатно: «Геккерен, будучи умным человеком и утонченнейшим развратником, какие только бывали под солнцем, без труда овладел совершенно телом и душой Дантеса»[129].

Сам Пушкин характеризовал их отношения куда резче: «О том, что Дантес предается содомскому греху, стало известно в свете мне первому, и я с радостью сделал эту новость достоянием общества».

Конечно, Пушкина не могло не раздражать, что Дантес ухаживает за его супругой.

Дантес казался влюбленным и воображал, что молодая женщина тоже влюблена. О своей любви он писал приемному отцу, добавляя: «она тоже любит меня, и мы не можем видеться до сих пор, так как муж бешено ревнив»[130].

Высокий белокурый красавец Дантес хорошо танцевал, Натали очень любила танцы, и вместе они составляли красивую пару. А вот низкорослый, смуглый, прихрамывающий Пушкин разительно контрастировал со своей блистательной супругой, чего он сам не мог не понимать.

От переживаний у Пушкина стало заметно портиться здоровье. Сильно болели ноги: к то ли вымышленному, то ли действительно имевшемуся застарелому варикозному расширению вен добавился ревматизм. Поэт не мог без ноющей боли ни лечь, ни сесть, ни встать. Выходя куда-либо, Александр был принужден опираться на палку, как восьмидесятилетний старец.

И хотя, по утверждениям самой Натальи Николаевны, дальше поверхностного и самого невинного светского флирта дело не заходило, Пушкин отчаянно ревновал: сказывалась болезненная наследственность: его родные дед и прадед убивали своих жен, запирали их по одному лишь подозрению в измене. И теперь Пушкин маялся, воображая, что даже оставаясь верной ему физически, Наталия Николаевна может изменить в мыслях. Патологическая ревность эта отразилась и в письмах: прежняя заботливость сменилась подчас откровенной грубостью: «Ты кажется не путем искокетничалась. Смотри: не даром кокетство не в моде и почитается признаком дурного тона. В нем толку мало. Ты радуешься, что за тобою, как за сучкой, бегают кобели, подняв хвост трубочкой… легко за собою приучить бегать холостых шарамыжников; стоит только разгласить, что-де я большая охотница. Вот вся тайна кокетства. Было бы корыто, а свиньи будут…»[131].

Ревность Пушкина замечали многие, но сочувствия он вызывал мало: слишком много женских сердец он разбил, многим мужьям наставил рога… Так что теперь все происходящее воспринималось как заслуженная расплата.

– Сам виноват! – болтали в свете, – он открыто ухаживал сначала за одной дамой, потом за другой… Наталья Николаевна поначалу страшно ревновала, потом стала равнодушна, привыкнув к неверностям мужа, вот и стала позволять и себе чуть более того, что почитается приличным.

Опытная княгиня Вяземская пыталась предостеречь Натали:

– Я люблю вас, как своих дочерей; подумайте, чем это может кончиться! – увещевала княгиня.

– Мне с Дантесом весело. Он мне просто нравится. Будет то же, что было два года сряду, – беззаботно смеялась в ответ Наталья Николаевна.

К тому же в Дантеса была влюблена старшая сестра Екатерина Николаевна, которая нарочно устраивала свидания Натальи Николаевны с красавцем-кавалергардом, чтобы только повидать предмет своей тайной страсти.

Роль старого Геккерна неясна. По одним сведениям он сам ревновал и был настроен против увлечения его приемного сына Наталией Николаевной. Другие же свидетельствуют, что старик Геккерн всячески заманивал Наталью Николаевну на скользкий путь, нашептывая ей о безумной любви сына, способного, в порыве отчаяния, наложить на себя руки. А как-то на балу в Дворянском Собрании, полагая, что почва уже достаточно подготовлена, он настойчиво принялся излагать ей целый план бегства за границу, обдуманный до мельчайших подробностей, под его дипломатической эгидой.

Идалия Полетика

Идалия Григорьевна Полетика – так звали молодую женщину, сыгравшую довольно гнусную роль в разгоравшемся скандале. Она приходилась Наталии Николаевне троюродной сестрой и была частой гостьей в доме Пушкиных. Первоначально ее отношения с поэтом были вполне дружескими, но затем Пушкин и Идалия стали врагами. Причины их вражды неизвестны никому: Идалия даже после смерти поэта категорически отказывалась говорить о нем. Есть легенда, что когда в Одессе был открыт памятник поэту, она специально приехала в этот город, чтобы плюнуть на его пьедестал.

Дантеса же, напротив, Идалия очень любила.

Именно Идалия Полетика, которую в свете прозвали «мадам Интрига», организовала свидание Наталии Николаевны с Дантесом, вызвавшее гнев Пушкина и ставшее поворотным моментом во всей истории. Одни исследователи говорят, что это было в начале ноября 1836 года, другие относят это событие к январю 1837-го.

Идалия Григорьевна пригласила кузину к себе, но сама уехала. Приехав в дом Полетики, Наталья Николаевна обнаружила там Дантеса. Когда они остались наедине, молодой человек принялся признаваться ей в любви. Он вынул пистолет и грозил застрелиться, если она не отдаст ему себя. Свидание длилось только несколько минут, ибо, отказав немедленно, Наталья Николаевна тотчас же уехала.

Выбравшись из западни, она отправилась первым делом за поддержкой и советом к Вяземским, а только затем домой. Вяземские посоветовали Наталье Николаевне не рассказывать Пушкину о подстроенном свидании, так как он и без того пребывал в крайне угнетенном состоянии духа и ревновал ее. Но кто-то анонимным письмом оповестил поэта о произошедшем, и объяснение все же произошло. Пушкин был вне себя от ярости.

Есть и другая версия! В числе поклонников прекрасной Натали был и сам государь-император Николай Первый Павлович, известный своим женолюбием. Он совсем еще молодым человеком женился на Александре Федоровне по любви и сохранил чувство к супруге на долгие годы. Но после седьмых по счету родов врачи категорически запретили императрице иметь новых детей. А это фактически означало прекращение ее интимных отношений с мужем. Получив индульгенцию, Николай ощутил себя свободным. Ходили слухи, что он «осчастливил» всех более или менее хорошеньких дам и девиц во дворце. И вот, поговаривали, что теперь настала очередь прекрасной Натали…

Пушкин знал об интересе самодержца к своей красавице-жене. Он замечал, что царь, как офицеришка, ухаживает за его женою: нарочно по утрам по нескольку раз проезжает мимо ее окон,