степени переходит всякие границы возможного, что я отказываюсь отвечать на все подробности послания. Вы, по-видимому, забыли, Милостивый Государь, что вы же сами отказались от вызова, который сделали барону Жоржу Геккерену и который был им принят. Доказательство того, что я здесь утверждаю, существует, оно написано собственно вашею рукою и находится в руках секундантов. Мне остается только предуведомить вас, что виконт д`Аршиак едет к вам, чтобы условиться о месте встречи с бароном Жоржем Геккереном и предупредить вас, что встреча не терпит никакой отсрочки.

Я сумею позже, Милостивый Государь, научить вас уважению к званию, которым я облечен и которого никакая выходка с вашей стороны оскорбить не может. Остаюсь,

Милостивый Государь,

Ваш покорнейший слуга

Барон Геккерен.

Читано и одобрено мною.

Барон Жорж Геккерен».[139]

Условия дуэли между г. Пушкиным и г. бароном Жоржем Геккереном:

«1. Противники становятся на расстоянии двадцати шагов друг от друга, за пять шагов назад от двух барьеров, расстояние между которыми равняется десяти шагам.

2. Противники, вооруженные пистолетами, по данному сигналу, идя один на другого, но ни в коем случае не переступая барьера, могут пустить в дело свое оружие.

3. Сверх того принимается, что после первого выстрела противникам не дозволяется менять место для того, чтобы выстреливший первым подвергся огню своего противника на том же расстоянии.

4. Когда обе стороны сделают по выстрелу, то, если не будет результата, поединок возобновляется на прежних условиях: противники ставятся на то же расстояние в двадцать шагов; сохраняются те же барьеры и те же правила.

5. Секунданты являются непременными посредниками во всяком объяснении между противниками на месте боя.

6. Нижеподписавшиеся секунданты этого поединка, облеченные всеми полномочиями, обеспечивают, каждый за свою сторону, своею честью строгое соблюдение изложенных здесь условий.

Константин Данзас,

инженер-подполковник.

Виконт д`Аршиак, атташе французского посольства».[140]

Дуэль

На место встречи дуэлянты и их секунданты прибыли в половине пятого. Дул очень сильный ветер, что заставило их искать убежище в маленькой сосновой роще.

Снег был глубокий, по колено, и нужно было вытоптать в снегу площадку, чтобы противники удобно могли и стоять друг против друга, и сходиться. Оба секунданта и Дантес занялись этой работою, а закутанный в медвежью шубу Пушкин молча ждал, когда они закончат. В нем выражалось сильное нетерпение приступить скорее к делу. Когда Данзас спросил его, находит ли он удобным выбранное им и д`Аршиаком место, Пушкин отвечал:

– Мне это решительно все равно, только, пожалуйста, делайте все это поскорее.

Отмерив шаги, Данзас и д`Аршиак отметили барьер своими шинелями и начали заряжать пистолеты. Во время этих приготовлений нетерпение Пушкина обнаружилось словами к своему секунданту:

– Ну, что же! Кончили?

Все было кончено. Противников поставили, подали им пистолеты, и по сигналу, который сделал Данзас, махнув шляпой, они начали сходиться.

Пушкин первый подошел к барьеру и, остановившись, начал наводить пистолет. Но в это время Дантес, не дойдя до барьера одного шага, выстрелил, и Пушкин упал на шинель, служившую барьером. Уже лежа на земле, он произнес:

– Кажется, y меня раздроблено бедро.

Некоторое время Пушкин оставался неподвижным, лицом к земле. Секунданты бросились к нему, но когда Дантес намеревался сделать то же, Пушкин удержал его словами:

– Подождите! Я чувствую достаточно сил, чтобы сделать свой выстрел.

На коленях, полулежа, Пушкин целился в Дантеса долго, около двух минут и, наконец, выстрелил. Пуля попала в цель: пробила руку, которой Дантес прикрывал грудь, и ударилась в одну из металлических пуговиц мундира, причинив лишь легкое ранение. Однако Дантес упал, так как его сбила с ног сильная контузия. Пушкин, увидев его падающего, бросил вверх пистолет и закричал:

– Браво!

Между тем кровь лила из раны, и Пушкин снова упал, забывшись на несколько минут. Придя в себя, Пушкин первым делом спросил у д`Аршиака:

– Убил я его?

– Нет, – ответил тот, – вы его ранили.

– Странно, – сказал Пушкин, – я думал, что мне доставит удовольствие его убить, но я чувствую теперь, что нет… Впрочем, все равно. Как только мы поправимся, снова начнем[141].

Кольчуга Дантеса?

Вероятность того, что дуэльная пуля попадет в пуговицу, ничтожно мала. Но даже и при этом она должна была ту пуговицу сплющить и глубоко вдавить в тело. Однако этого не произошло. Такая странность породила версию, что вопреки кодексу чести Дантес явился на дуэль в кольчуге. Версия эта была довольно популярна в 1930-е годы, когда убийцу Пушкина принято было выставлять отвратительным чудовищем, а то время как он был самым обыкновенным, заурядным и довольно ограниченным человеком. Однако никаких доказательств у этой версии нет. К тому же приходить на дуэль в кольчуге было крайне рискованно: если бы это обнаружилось, то Дантес был бы опозорен на всю жизнь. Никто бы не подал ему руки. А легкое ранение можно объяснить тем, что Пушкин сделал свой выстрел после того, как упал, и в дуло его пистолета мог забиться снег, что и снизило убойную силу.

Ранение Пушкина

Пушкин был ранен в правую сторону живота, пуля, раздробив кость верхней части ноги у соединения с тазом, глубоко вошла в живот и там застряла. Продолжать поединок поэт больше не мог. Самостоятельно передвигаться тоже был не в состоянии. Данзас с д`Аршиаком подозвали извозчиков и с их помощью разобрали находившийся неподалеку забор из тонких жердей, который мешал саням подъехать к тому месту, где лежал раненый Пушкин. На шинели поэта потащили к саням, оставляя на снегу кровавый след. Общими силами усадили его бережно в сани. Данзас приказал извозчику ехать шагом, а сам пошел пешком подле саней вместе с д`Аршиаком; раненый Дантес ехал в своих санях за ними.

Сани сильно трясло во время переезда на расстоянии полуверсты по очень скверной дороге, но Пушкин страдал, не жалуясь. Домой возвратились в шесть часов. Камердинер, верный Никита Козлов, взял поэта на руки и понес на лестницу.

– Грустно тебе нести меня? – спросил у него Пушкин. Козлов не ответил.

У подъезда Пушкин попросил Данзаса выйти вперед и, если жена дома, то предупредить ее и сказать, что рана не опасна. Данзас, не мешкая, вошел в дом без доклада, прошел через столовую, в которой накрыт уже был стол, и через гостиную и очутился в кабинете жены Пушкина. Она сидела со своей старшей незамужней сестрой Александрой Николаевной, они о чем-то беседовали. Внезапное появление Данзаса удивило и даже испугало Наталью Николаевну. Она вопросительно взглянула на вошедшего. Данзас, стараясь говорить как можно спокойнее, сообщил, что