Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Иди сюда! – все тем же шатким голосом позвал меня Баламут. – Радуга на дворе!
Бури как не бывало. Над сияющим лесом в дымной синеве повисла волшебная и почему-то двойная радуга с удивительно яркой зеленой дугой. Я уже знаю – такая радуга обещает чудесную погоду… Еще крепче запах цветущей ржи, звончей и громче заливаются птицы…
Я прислонился спиной к стене, к мокрым бревнам, от которых шел парок. Я едва держался на ногах и тяжело дышал. К горлу подкатил тугой едкий ком. Странно – так просто, ни грома, ни взрыва бешеной музыки, как в кино, в самые эффектные моменты. Стояла потрясающая тишина. Вместо шумовых эффектов на деревне тоненько проблеяла коза.
Следы перед пуней смыло дождем – следы четырнадцати человек (не считая Иванова), вошедших в пуню. А вышло – это было видно по свежим следам – только двое…
Баламут сбегал в деревню за Боровиком. Они вернулись с подводой, оба бледные, тихие. Мы погрузили на подводу оружие бандитов и выехали на деревенскую улицу. Вокруг столпились осмелевшие старики и ребятишки Заболотья. Они с великой охотой согласились предать бандитов земле. Один из бородатых селян, безногий дед с костылем, сказал нам:
– Только вы, братишки, сымите с их все армейское – расейскую форму сымите. Не годится, чтоб эти бандюги в нашей солдатской одежде землю парили…
– Жалко, вы их атамана не порешили, – сказала заплаканная пожилая женщина. – Это он над молоденькими девушками измывался!..
Жители запрудили всю улицу, возбужденно расспрашивали нас об уничтожении шайки.
– А теперь, товарищи дорогие, – объявил дедан с костылем, – хотя и все нас грабили, кому не лень, но коли не побрезгуете, то всем миром угостим…
В эту минуту к толпе подкатила подвода. На ней возвращался атаман банды со своим адъютантом. Сопровождал их один из наших партизан – казах Нурдим Алихалуб. Он о чем-то весело судачил с двумя бандитами.
Заболотские жители отхлынули от нашей телеги, стали поспешно расходиться.
– Руки вверх! – крикнули мы с Баламутом, бросаясь к бандитам.
Я тут же вспомнил, что мы оба забыли перезарядить наше оружие. Атаман схватился за маузер, но руки у него тряслись, пальцы срывались. Баламут приставил дуло незаряженного автомата к его молодецкой груди. Я держал на мушке перепуганного адъютанта. Алихалуб сначала растерялся, а потом, бросив вожжи, соскочив с подводы, принялся возмущенно кричать:
– Что вы делаете?! Это свои парни, они хотят присоединиться к нам! Из лагеря бежали! Мы с ними в лесу столкнулись, они нашего одного нечаянно ранили, но они свои ребята!..
Мы отобрали у бандитов автомат, винтовку и маузер и повели их к пуне. Я шел с Алихалубом и скороговоркой рассказывал ему об Алене, о ночных погромах, показал ему листовки. Когда бандитский атаман вошел в пуню, глаза его полезли на лоб, он упал на колени и что-то затараторил.
– Знаем, знаем! – сказал, поднимая автомат, Баламут. – Фюрер вас обожает, а мы нет…
Одиннадцать и эти двое. Чертова дюжина!..
Алихалуб сорвал с плеча карабин.
– Не стреляйте! Я все скажу, все, – завизжал атаман.
– Обожди! Нурадим! – крикнул я Алихалубу. – Их надо допросить!
Но было уже поздно. Алихалуб уложил атамана, а Баламут – адъютанта рядом с остальными бандитами. Алихалуб весь дрожал. На перекошенное мукой лицо его страшно смотреть. Обратно к подводам он шел точно пьяный, волоча за собой карабин.
Опять окружили нас жители Заболотья.
– Что, Боровик, напугали тебя бандиты? – спросил я нашего ездового, когда мы выехали из деревни.
Мальчонку бил озноб. Даже веснушки его побледнели.
– Дык я не боязливец! – с обидой ответил этот паренек и добавил неожиданно: – Козлова Ваську тоже треба… А як же? Он Надю згалтовал?.. За Алену вы вон как отомстили, даром что в лицо никогда не видали, а за Надю?..
– Много ты, пшингалет, понимаешь! – обрезал его Баламут, который в это время соскочил с задней подводы, чтобы прикурить у меня. – У дяди Васи с тетей Надей роман был, ясно? Пойди разберись теперь, кто прав, кто виноват! – Он прикурил. – Эх ты, Мальчиш-Кибальчиш! Жизнь, брат, сложная штука…
По всему видно было, что в этой «сложной штуке» лейтенант Виноградов не очень-то разбирается.
Алихалуб вдруг повалился на дно телеги и, застонав, уткнул лицо в солому.
– Не надо, друг! – Я обнял его за плечи.
– Да брось ты этих гадов жалеть! – не своим голосом крикнул Баламут. – Звери, изверги!..
Алихалуб поднял перекошенное, мокрое от слез лицо и, давясь, проговорил:
– Зачем жалеть, я ненавижу их… И в лагере ненавидел хуже фашистов!.. Витя недавно говорил мне о панфиловцах – то настоящие герои, а вот эти… И один был совсем земляк – Южноказахстанская область, Аринский район, Ожалг-Джагаш!
Он снова уткнулся в солому, сжал голову руками. «Надя, Алена, эти бандиты… – тоскливо думал я. – Не о таком писали Джек Лондон и Майн Рид… Надо понять эту жизнь, а не отмахиваться от нее пустыми словами: жизнь, мол, сложная штука!»
Опять становилось душно. В небе линяла радуга…
Шумную и радостную встречу устроил нам в Александрове Иванов, успевший уже в ожидании бани побриться и приложиться к бутылке. Он лихо вскочил на телегу и, стреляя нахально-оловянными глазами, стал энергично рыться в трофеях, подыскивая что-нибудь подходящее для своего очередного наряда.
– Вот диагональ фартовый, – бормотал Иванов, распуская и улыбке толстые мокрые губы. – Ах, как вы неаккуратно! Отстирается?
– Что ж ты, черт губастый, сбежал в самый критический момент! – накинулся на него Баламут. Втайне, конечно, он был доволен, что нам двоим удалось уничтожить всю банду.
Но Иванова трудно было смутить.
– Мое начальство, – ответил он доверительно, – дорожит моей жизнью. Я разведчик, и мне не разрешено лезть на рожон. Ясно вам, Баламут?
– Сам ты баламут, – заявил я Иванову, перебирая трофейные винтовки. – И трепач порядочный!
– Можно мне взять винтовку? – спросил Боровик.
– Ну вот еще! Это тебе не игрушка! – забубнил Иванов.
– Бери, Мальчиш-Кибальчиш! – сказал Боровику Баламут. – Что винтовка не игрушка, ты узнал сегодня.
«Как близко за одно утро узнал я этих людей!» – думал я, глядя на Баламута, Боровика, Иванова. Когда я выезжал часа четыре назад из лагеря, совсем другими людьми казались они мне. И я сам казался себе другим, был другим.
– Трогай! – сказал Боровику Васька Виноградов, которому, оказывается, вовсе не шла кличка Баламут.
– Куда вы? Стойте! Я вам уже и баньку организовал, и веники, и этого самого… перваку сообразил!
Мы мчались в лагерь. Через полчаса Щелкунов, Терентьев и Шорин получили назад свое оружие из рук самого Самсонова.