зарядил – это я не в обиде, сам виноват, нервишки. А вот задерживать меня по закону нельзя было, это факт. Я ж не подозреваемый…

Шеф помялся немного, но добавил:

– Пока, по крайней мере. А дальше посмотрим. Чего звоню-то: капитан этот, ну, Камаев, въедливый такой бесяка, с тобой хотел ещё поговорить. Я как знал, что ты домой смоешься, адрес дал, я помню, за Сранилищем сразу. Не удивляйся, если он тебя уже на кухне ждёт, чай пьёт. У тебя чай-то есть, не совсем нищий?

Анатолий Анатольевич снова заржал и повесил трубку.

Только вот полиции на кухне сейчас Мякишу и не хватало. Вместо душа, завтрака и отдыха от всех печалей ночи – развлекать двух этих бобров разговорами. Не он же Эллу убил-то! Не он. Да и никто не убивал, сама она. Ну, шефа можно притянуть за уши – теоретически, но не самого же Антона. На кой он им чёрт?

Прямая магистраль Тридцать третьей улицы Строителей манила разогнаться, но это была ловушка. Сюда, в новостройки, патрули дорожной полиции заезжали редко, зато камерами оборудовали каждый столб. Злые языки поговаривали, что и некоторые кусты вдоль ограждения являли собой искусственные объекты, поставленные с единственной целью: содрать с местного водителя максимум вакционов.

– Опаньки! Не иначе, кто-то опять в окно вышел, – сказал Мякиш, миновав на допустимой всё же скорости офис служителей Большого Номинала, бронированную будку «Восьмёрочки» с очередью из алкашей перед низко расположенным окошком и пресловутую свалку, именуемую местными Сранилище. Заехал во двор и уткнулся бампером в скопище машин. Две полицейские, расписанные под хохлому, с радужными мигалками на крыше, «скорая» и неприметный серый фургончик поодаль, в который как раз загружали нечто на носилках, укрытое с головой простынёй в бурых пятнах запёкшейся крови.

Из окошек жилищного комплекса, тремя многоэтажными костяшками домино возвышавшегося посреди грязи и редких деревьев, люди здесь выбирались регулярно. Иногда вешались или травились чем-нибудь бытовым для прочистки унитазов, но высота манила больше народа.

– Дай проехать, живу я здесь, – высунувшись из окна, потребовал Антон у полицейского возле машины. Тот равнодушно сплюнул и отвернулся. Вот тебе и забота о народе. Пришлось парковать «логан» в самом неудобном углу, за гигантской трансформаторной будкой, обнесённой для сохранности колючей проволокой. Если кто-нибудь запрёт выезд своей машиной и пойдёт пить горькую – вовек не выедешь.

– Антон Сергеевич? – вполне официально окликнул его кто-то, пока Мякиш выбирался задом из машины: две «секретки» под торпедо и капкан на пол, а что? Здесь это обязательная программа.

Он разогнулся, обернулся и оказался лицом к лицу с инспектором Дрожкиным – помощником того самого капитана. И сам Камаев здесь, вон идёт с лицом уставшего от расстрелов палача.

– Ну да. Вроде, недавно виделись.

Прощайте, душ и завтрак, весь мозг ведь вынесут, поросята.

Однако, подошедший капитан повёл себя странно: обошёл Антона, оглядел со всех сторон, задумчиво почесался и шмыгнул носом.

– То есть, вы только приехали, верно?

– А почему вы спрашиваете?

– Послушайте, Антон… – он снова шмыгнул. – Давайте не будем ухудшать ситуацию. Поговорим без вот этого еврейства с вопросами на вопрос, ладно?

– Да без проблем. Только что. Вы же видели, как я заезжал.

– Ага… Беда в том, что мы вас и до этого здесь видели, совсем недавно.

Дрожкин неуловимым жестом фокусника нацепил на руку Мякиша пластиковый обруч наручника, от которого шёл недлинный поводок к такому же на его запястье. Сковал, паразит. Дело принимало какой-то непонятный оборот, учитывая, что теперь Антона его неразлучный спутник неумолимо тащил к тому самому фургончику.

– Погоди грузить, покажем, – приказал Камаев.

Санитары остановились, один откинул простыню с лица погибшего, и Мякиш увидел мёртвое лицо Маши – некрасивое, немолодое уже, одутловатое, но когда-то любимое. Выжженные добела волосы – её любимая причёска – были еле видны из-под комков запёкшейся крови и ошмётков чего-то сероватого, липкого даже на вид.

– А-а-а… – попытался что-то сказать Антон, но не смог выговорить ни слова. Так и стоял, разинув рот и глядя на мёртвую жену.

– Вы задержаны, – сказал капитан и шмыгнул носом. – По подозрению в убийстве.

5

Управление полиции славного города Руздаля было видно издалека.

И само здание приметное, обширная коробка с десяток этажей, и вывеска, неожиданно переливающаяся неоновыми огнями всех цветов – всё служило одной цели. Бросаться в глаза. Рядом с мигающей надписью цвела режущими глаз отблесками и анимированная картинка: такие любят устроители казино где-нибудь в Лас-Вегасе. Дюжий рыжий полиционер в фуражке с высокой тульей и кожаном прикиде из проклёпанных полосок, шлеек и прочего БДСМ-мерча весело скалился в первой позиции картинки, занося над сжавшимся под ногами неприятного вида типом резиновый жезл. Следующая итерация показывала полёт дубинки вниз – от неё в стороны, как в комиксах, торчали лучики, показывающие силу замаха. В последней сцене от типа внизу уже летели капли крови, куски мяса и лишние зубы. Затем всё повторялось с пугающей механической частотой.

– Это чтобы клиент морально подготовился к визиту! – сообщил Мякишу капитан. Они располагались на заднем сидении патрульной машины. Сперва инспектор, затем пристёгнутый к его руке арестант, а справа сам Камаев. Не сбежать даже при большом желании.

Впрочем, Антон был настолько потрясён гибелью жены, что никуда рваться и не собирался. Понуро склонил голову и молчал всю дорогу, вот только зданием управления поневоле заинтересовался.

– Ясно, – ответил он. – И что, всех бьют?

– Да ну, пытки запрещены триста четвёртым указом, – ухмыльнулся капитан. – Вообще никого не бьют. Но клиенты у нас нервные, кто с высоты собственного роста норовит упасть, кто задохнуться. Недавно один сам себя изнасиловал. С особым цинизмом. А бить нам никого нельзя, всё на уровне психологической обработки и вникания в душу преступника.

Дрожкин неприятно хохотнул и открыл дверь машины, потянув за собой Мякиша: они уже заехали во двор, пора было выходить. Высокие стены, угрюмые казённые двери и решётки повсюду. Патрульная машина стояла почти впритык боком к входу для приёма задержанных, возле приоткрытой двери торчала пара охранников, поэтому особо рассмотреть двор управления не получилось.

Внутри было неприятно. Острый запах – смесь хлорки, казармы и скотобойни, узкие коридоры, неудобные лестницы, повороты, часовые и – решётки, решётки, везде решётки. Дизайнер помещений не заморачивался разнообразием. Из-за многочисленных дверей иногда доносились крики, иногда стоны. За некоторыми стояла гнетущая тишина, и это почему-то оказалось страшнее всего.

Мякиш слегка дрожал, но шёл, куда вели. Не дёрнешься.

– Ты, Антон, лучше сразу пиши признание со всеми подробностями, – мягко сказал ему капитан, когда они достигли всё-таки