Он чертил на листке бумаги сложные геометрические фигуры.Это помогало ему думать.

И вдруг, когда листок покрылся сплошной сеткой линий, ответвозник перед ним во всей своей постыдной простоте.

Как это раньше не приходило ему в голову?

Да очень просто! Он просто не замечал ее, не замечал своюисполнительную, преданную, бессловесную секретаршу. Воспринимал ее как придатокк ксероксу и факсу.

Игорь Михайлович нажал кнопку интеркома и холодно произнес:

– Зайдите ко мне!

Галина Филаретовна возникла на пороге с блокнотом в руке –величественная, с высоко поднятой головой. Он вгляделся в нее повнимательнее изаметил в глазах неприкрытое злорадство.

– Какие-то новые распоряжения? – осведомилась онаподчеркнуто исполнительным тоном.

– Распоряжения? – переспросил он срывающимся отзлобы голосом. – Ты, старая мегера, спрашивала мои распоряжения, когдаворовала кассеты из сейфа? Ты спрашивала, когда передавала их? Кому, кстати, тыих продала? И за сколько?

– Догадался? – Галина Филаретовна неожиданнобросила блокнот и усмехнулась: – Ну наконец-то! Лучше поздно, чем никогда!

– Да я тебя, старая дрянь, в порошок сотру! –заорал Громыко. – Я тебя…

– Что – ты меня? – перебила его секретарша. –Что ты можешь теперь? И раньше-то только на подчиненных мог орать! Сдашь меняПоздняковой? Да ей плевать, она с тебя спросит, а я – человек маленький! Тынедоглядел – тебе и отвечать, понял? Посидишь теперь в овечьей шкуре,потрясешься… Жалко работу-то терять, а? А мне не жалко…

– Да я тебя… – бормотал он.

– Уволишь? – Она расхохоталась. – Да я самадавно уволиться хочу! Я уже на пенсии! А ты меня достал своим хамством,придирками постоянными… так что иди ты… знаешь куда? Или подсказать? – Иона выдала такую цветистую тираду, какие нечасто приходится слышать отприличных женщин пенсионного возраста.

Вячеслав Андреевич Лампасов вернулся домой и прямиком прошелна свою половину. Жену он последнее время просто не замечал и даже неинтересовался, дома ли она, поэтому очень удивился, когда Маргарита возникла напороге его кабинета.

– Что тебе? – проворчал он недовольно, уставившисьна нее.

– Что мне? – переспросила жена, закусив губу и струдом сдерживаясь, чтобы не сорваться на крик. – Что – мне? А вот это –что это такое? Как ты можешь это объяснить? Или тебе уже не нужно никакихобъяснений? Тебе можно все? Ты живешь уже за гранью добра и зла?

С этими словами она швырнула на стол стопку цветныхфотографий, как колоду карт. Снимки рассыпались по столу, покрыв его глянцевымковром.

Алина на своей кухне. Алина у него на коленях. Алина, Алина,Алина, и он с ней – в разных позах, в разных видах, десятки фотографий, неоставляющих никаких сомнений…

Лампасов нагло уставился на жену:

– А чего ты хотела? Я мужчина в самом расцвете сил,естественно, у меня есть женщины… или ты думаешь, что я должен жить монахом?Должен во всем себе отказывать? Или… развлекаться с тобой? Нет, дорогая,старухи меня не интересуют!

– Старуха? – Лицо Маргариты покрылосьпятнами. – Это я старуха? – Она сбросила халат, демонстрируя своеподтянутое, тренированное тело. – Да я моложе тебя на десять лет! И япостоянно поддерживаю себя в форме! Сколько времени и денег я трачу на фитнес,на косметологов, массажистов и прочее!

– Именно – денег! – перебил ее Лампасов. –Моих денег, между прочим! Но все деньги мира не вернут тебе молодость! Ты ужевышла из игры, дорогая! Тебе сорок шесть – и как ни крутись, не будет меньше!Для тебя эти игры давно закончились! А меня женщины старше тридцати неинтересуют! Да и не только меня – ни одного нормального мужика! Я нравлюсьженщинам, это тебе понятно?

– Ты? Ты нравишься женщинам? – Маргарита хриплозахохотала. – Да ты посмотри на себя! – Она подскочила к нему,размахивая кулаками. – Жирный старый боров! У тебя живот, как у беременнойна восьмом месяце! И ты еще что-то говоришь о старости!

– Для мужчины это не играет никакой роли! –Лампасов отмахнулся от нее, как от назойливой мухи. – Для мужчины важнотолько одно – умение делать деньги! А ты… ты можешь хоть в лепешку разбиться,но женщиной больше не станешь. Ты старуха, и незачем тратить мои деньги наслежку за мной же! Это тебе нисколько не поможет!

– Вот как? – Маргарита неожиданно успокоилась.

Она хотела бросить ему в лицо еще много гневных,оскорбительных слов, но вдруг поняла, что это бессмысленно. Она не будетразмениваться на такие пустяки. Она ему отомстит, и отомстит немедленно. Темболее что орудие мести у нее имеется. Не зря заплатила она той частной сыщицетакие огромные деньги за снимки. Жадничать в таком деле не стоит.

Ольга Васильевна Позднякова удовлетворенно взглянула на себяв зеркало. Вадик, лучший парикмахер «Гламура», как всегда, сотворил настоящеечудо. Ольга Васильевна помолодела на несколько лет и выглядела просто отлично.

Конечно, ее немножко раздражали «голубые» замашкипарикмахера, но это, возможно, просто дань моде, а мастерство искупало все.

Позднякова направилась к выходу, как вдруг перед нейвозникла Маргарита, жена Лампасова.

Несмотря на сложные отношения с ее мужем, они с Маргаритойвращались в одном кругу и были хорошо знакомы. Однако вовсе не дружны, и ОльгаВасильевна с некоторым удивлением взглянула на мадам Лампасову.

– Как дела? Как жизнь? – холодноватопоинтересовалась Позднякова.

– Ольга, есть небольшой разговор, – вполголосаотозвалась Марго.

– Разговор? – еще больше удивилась ОльгаВасильевна. – О чем?

– Вот о чем. – Маргарита показала ей краешекфотографии.

Позднякова огляделась. Их никто не видел. Тогда она потянулак себе снимок.

Лампасов с какой-то пожилой женщиной. Она передает Вячеславупакет.

– Что это?

Маргарита протянула ей еще несколько снимков. ОльгаВасильевна увидела кассеты и коршуном вцепилась в фотографии.

– Почему ты мне это показываешь? – спохватиласьона наконец и подозрительно уставилась на Маргариту.

– Потому что он козел, – спокойно ответилата. – Грязный, похотливый козел и мерзавец.

– И чего ты хочешь?

– Хочу разорить его. Потому что без денег и влияния он– ничто, просто тупой пузатый боров. Я хочу разорить его и прибрать к рукам егоденежки.

– Мы с тобой договоримся, – благосклонно кивнулаПозднякова, пряча к себе в сумку фотографии.

Метрдотель встретил Лампасова возле входа и проводил к егопостоянному столику.