чья бы ни текла в наших жилах кровь, мы, уральцы, люди собственные и себе на уме.

Чтобы забрать Лилю вовремя, нужно было серьезно скорректировать планы.

Изначально, на чем бы мы ни остановили свой выбор – на хребте Карамурунтау или на медных полях Каргалы, ночевку мы планировали в месте, называемом Мурадымовское ущелье. Для этого нам предстояло уйти с федеральной трассы на отворот к райцентру с нежным названием Мраково. И уже от Мраково по грунтовке добраться до ущелья.

Несмотря на грозное название, Мурадымовское ущелье место до изумления приветливое. Здесь река Большой Ик, приток Урала, проточила в толщах девона и карбона красивейшие каньоны с отвесными стометровыми стенами. Здесь множество пещер с наскальными неолитическими рисунками, ажурными натеками кальцита и колониями летучих мышей, обилие прогулочных пеших и конных троп. Здесь воздух напоен до густоты варенья запахами цветущих башкирских медоносов, а небеса такие синие, какими они могут быть только в одном месте на земле – в Башкирии, благодатнейшей, привольнейшей и добрейшей из всех уральских, а то и всех северных земель.

И хотя от Мурадымовского ущелья до Уфы было больше трехсот километров, мы прикинули, что, если встанем пораньше, успеем доехать до Уфы еще до полудня. И с чистой совестью велели Оксане держать путь на Мраково.

От Татарской Каргалы, бывшей пугачевской ставки, дорога перешла в затяжной подъем. Этого можно было не чувствовать – взгорки сменялись спусками, поворот поворотом, вроде бы вокруг была просто всхолмленная местность, но внутренний альтиметр, что есть у всякого бродяжьего уральца, не врал. Мы медленно, неуклонно набирали высоту, держась в траверсе Уральского хребта по направлению к северу.

Местность вокруг тоже менялась, неуклонно становясь все более лесостепной. И пускай пока преобладали широколиственные деревья, но они уже вымахивали на высоту в десяток-другой метров, что после степей и пустынь казалось просто невероятным.

Как невероятной казалось и повсеместная зелень. Деревья и кустарники, рощи и лесопосадки, пошедшие уже по загривкам холмов хвойные перелески и успевшие взойти за те без малого две недели, что нас не было, озимые – все это перло, било в глаза в заходящем солнце своим зеленым, малахитовым, изумрудным цветом, будто разлили вокруг антисептик бриллиантин. Жизнь рождалась у нас на глазах!

Это нескончаемая услада для взора, и при виде всего этого изобилия нескончаемой же радостью полнились сердца. Это было ни с чем не сравнимое чувство приближения родины, и если человек испытывал хоть раз в жизни подобное чувство, то только тогда он может называться путником.

Явление причины

Ехать среди этого изобилия было таким счастьем и такой радостью, и нас так захватило это чувство, что, когда мы спохватились, поворачивать назад было уже поздно.

Находясь в плену впечатлений, мы не обратили внимание на лукавую Оксанину реплику: «Маршрут перестроен».

Мы проезжали участок с дорожными работами и сделали небольшой съезд. К нему мы и отнесли перестройку маршрута. Однако у Оксаны на этот счет были свои соображения. И она, ничтоже сумняшеся, повела нас во Мраково. Однако не во Мраково Кугарчинского района, куда нам было надо, а во Мраково Гафурийского района. Куда, видимо, не терпелось попасть сумрачной Оксаниной душе.

Исправлять ошибку и поворачивать назад означало блуждать в прямом и переносном смысле во мраке. И мы перестроили маршрут. Ну а кто не перестраивал маршрут, тот не путник. А всякий путник немножко Оксана.

Впрочем, в этот раз мы Оксану понимали. То Мраково, которое было нужно нам, находится в бассейне реки Урал. Воды от него стекают в Каспий по тому пути, встречь которому мы сейчас ехали. А Мраково гафурийское, куда рвалась Оксана, находится в бассейне реки Белой – притока Камы. И эти воды несутся к родине.

И нам вдруг стало предельно ясно, почему же мы выбрали такую дорогу. Почему мы поехали на Каспий через Астрахань, когда все умные и логично мыслящие люди ездят через Оренбург. Мы поехали, не понимая этого, интуитивно, тем самым путем, каким наши воды достигают Каспийского моря. Кама впадает в Волгу. Волга впадает в Каспийское море. И мы, естественно, так, как течет вода, тоже совершили свой сток.

Не могу удержаться, чтобы не рассказать всем давно известный гидрографический анекдот про то, что в Каспий впадает не Волга, а Вишера. Но сначала предыстория.

В 2016 году я стоял в компании жены и нескольких таких же шальных друзей в самой северной точке Пермского края, у подножия горы Саклаим-Сори-Чахль, у истока реки Вишеры – ручья Пазарья.

В месте, где сходятся Пермский край, Свердловская область и республика Коми. В месте, где встречаются Европа и Азия. В месте, откуда начинаются стоки трех великих рек – Вишеры, Печоры и Оби. И откуда они текут в два бассейна – Ледовитого океана и Каспия.

Сюда мы добрались пешком, по горам, с рюкзаками, претерпев некоторые, кажущиеся сейчас незначительными, невзгоды. А до начала пешей части маршрута мы добирались десятки километров, через пороги и перекаты, на судне с воздушной подушкой от слияния Вишеры с рекой Вёлс – в тех местах это уже могучий поток.

Сразу оговорюсь, это территория заповедника, с соответствующими условиями посещения и охраны природы, и условия эти мы неукоснительно соблюдали.

Пеший наш путь начался от места впадения реки Хальсория в Вишеру. А Пазарья – это, стало быть, приток Хальсории. Именно с двух этих стекающих с вершин Северного Урала ручейков и начинает свой путь к Каспию великая и красивейшая Вишера.

И вот я стоял у истока Пазарьи – она буквально сочилась из-под снежника по горной тундре в паре сотен метров от вершины Саклаим-Сори-Чахль – Седловины рассыпанных бус, если переводить с языка манси. На пару сотен метров ниже Пазарья уже начинала пробивать себе в горном склоне русло.

Я стоял и думал. От истока до устья Хальсории я прошел пешком. От устья Вёлса проехал на диковинном транспорте. От Вёлса до Ваи – старого, еще каторжанского лесозаготовительного поселка – я много раз ездил по берегу, но ни разу по воде. От Ваи до Красновишерска, мимо скал-писаниц с охряными рисунками древних людей, между гор и островов, мимо громады камня Ветлан, мимо урочищ на местах гулаговских лесопунктов, мимо алмазоносных притоков, ходил сплавом, плесами и перекатами, на весельном катамаране. От Красновишерска до соликамских предместий, по равнинной Вишере, до слияния с Камой, не ходил никак.

Надо мне, думал я, восполнить этот пробел, сподобиться и пройти от начала до конца хотя бы одну реку. От Седловины рассыпанных бус до равнины неподалеку от поселка Тюлькино.

Так я мерил тогда Вишеру.

А теперь тот самый анекдот.