– Есть ключ, командир! – подскочил один из бойцов.

– Все! Открываем! – Максим торопливо двинулся вперед. – И – ни одного слова по-русски!

Они заранее договорились изображать из себя американцев, чей флот болтался неподалеку от этих мест, – форма и оружие все равно были иностранного производства, из стран блока НАТО, – а говорить только по-английски. Кто не знает языка, хотя бы в объеме одной-двух расхожих фраз, – надувать щеки и делать понимающее лицо.

Артем пошел вслед за товарищем. Основная работа при беседе с членами экипажа ложилась на него, как наиболее продвинутого в английском и имевшего – особенно в последнее время – приличную разговорную практику.

Дверь помещения, в котором содержались пленники, открылась. Члены экипажа, изрядно напуганные предыдущим визитом, подскочили с мест и отступили к дальней стене, стараясь держаться подальше от опасности…

Первыми в помещение вошли двое бойцов Костромы. Встали по обе стороны входной двери, замерли, глядя прямо перед собой. Следом за ними вошел Артем.

– Спокойно, господа! – сразу же начал он. – Морская пехота Соединенных Штатов! Мы пришли, чтобы освободить вас.

Лица, лица, лица… Радость, недоверие, слезы, дрожание губ…

Максим, стоя за спиной Артема, внимательно осматривал людей, одного за другим. Не то… Не то… Не то… Где же он?!

– Я попрошу капитана судна подойти ко мне, – продолжал Рождественский. – Остальные пока пусть остаются на своих местах.

Капитан приблизился к Артему.

– Здесь все члены команды?

– Нет, – ответил капитан. – Четверых куда-то увели несколько часов назад.

– Куда?

– Они нам не сказали… – развел руками капитан. – Но, похоже, те самые, что захватили судно…

Максим, еще раз оглядев экипаж и убедившись, что нужного человека в этом помещении нет, вышел на палубу. Приблизился к командиру группы:

– Кострома! Срочно «заряжай» своих бойцов, пусть обшмонают эту посудину от киля до клотика. Пусть ломают, крушат, взрывают… Пусть делают все, что хотят. Но найдут всех, кто здесь может еще быть!

– Понял! – кивнул кап-три и начал отдавать распоряжения бойцам.

Он прекрасно понимал – что-то пошло не так. Не по его вине – сработал тот подлый фактор случайности, который сводил значение этой операции к нулю. Но этот Шаман, руководитель операции на месте, еще на что-то надеялся. И оставалось одно – выполнять его команды.

Максим устало оперся на фальшборт. Для него этот день был особенно тяжелым. Постоянное нервное напряжение, чувство ответственности, тяжелым грузом давившее на плечи. Он вымотался. Но расслабляться было рано. Тем более что в операции, так легко и удачно начавшейся, появились сложности.

К Максиму подошли Кострома и Артем.

– Капитан сказал, что пираты забрали четверых из экипажа… – сообщил Рождественский.

– Да это я уже понял, – сказал Максим и вопросительно посмотрел на Кострому: – Ну, что там?

– Трое находились в каютах экипажа, – доложил командир группы. – Больше на судне никого быть не может. Мы прочесали все помещения.

– Только трое? – зачем-то уточнил Оболенский.

– Только трое, – еще раз подтвердил Кострома.

– Нашего человека среди этих троих нет, – сказал Артем. – Но капитан утверждает, что его забирали с ними.

– Кто-то нас опередил, – констатировал Максим.

Операция провалилась с громким треском. Он облажался. Чего-то не учел, что-то не просчитал…

– Надо думать, его увезли, – размышлял вслух Артем. – Но вот кто и куда?..

Максим уже открыл рот, чтобы дать команду к отходу – искать бесполезно и бессмысленно, – но тут неожиданно вмешался крутившийся неподалеку Шурик:

– Вам что, тот мужик нужен, которого увезли?

– А ты знаешь, кто его забрал? – резко развернулся к негру Максим.

– Как не знать? – удивился тот. – Ваши увезли. В смысле, с базы.

У Оболенского аж дыхание перехватило. Осторожно – будто бы боясь спугнуть удачу – он уточнил:

– Ты уверен, что наши?..

– Ха! – оскалился Шурик и машинально погладил подбородок. – Я что, по-вашему, Хохла не узнаю?!

– А при чем тут Хохол?

– Так он конвоем командовал, – объяснил Шурик. – А забирали эти… Ну, они на базе за забором были…

Машины подкатили к КПП базы. Охранник, исполнявший в эту ночь обязанности старшего «вратаря», поднял руку и шагнул навстречу.

Автомобили послушно остановились, но старший на воротах не успел подойти к ним. Дверца первой распахнулась, из нее вывалился капитан наемников Монк и, слегка покачиваясь, двинулся навстречу коллеге-американцу.

– В чем дело?! – недовольно зарычал он, остановившись примерно в двух шагах от охранника.

– Усиление, сэр! – доложил охранник периметра. – Поступил приказ – проверять все машины.

Командира наемников на базе уважали и немного побаивались – особенно представители той части персонала, что на «боевые» не ходили, а занимались внутренней охраной. Для них Монк выглядел этаким героем, благородным рыцарем без страха и упрека, одним только своим появлением способным разогнать по местным лесам толпы аборигенов.

– Ты меня проверять собрался?! – Суровый капитан был очень недоволен. А еще от него самого и от его одежды шел крепкий алкогольный дух.

– Одну минутку, сэр! – Охранник быстро забормотал в рацию-переговорник, закрепленную на его плече.

– Давай, шевелись! – прикрикнул Монк и икнул. Его заметно качнуло.

В это время еще один американец-наемник лихорадочно листал в будке КПП регистрационные журналы. Злить наемников ему очень не хотелось.

– Есть! Вот, прошлой ночью! Две машины выходили! – почти радостно закричал он в свой переговорник.

– Куда? – последовал вопрос.

– Что – «куда»? – не понял охранник.

– Выходили они куда?

– А они что, когда-то нам докладывали, куда и зачем они выходят? – Охранника поразила откровенная глупость вопроса.

Старший, стоящий напротив раздраженного Монка, и сам уже сообразил, что вопрос его, по меньшей мере, глупый. Наемники не отчитывались в своих действиях ни перед кем, кроме начальника базы. Выходили, когда им вздумается, и возвращались так же.

– Приношу свои извинения, капитан, – подчеркнуто вежливо сказал старший «вратарь» и даже прикоснулся двумя пальцами к козырьку своей кепки. – Можете ехать!

Монк тяжело развернулся и направился к стоящим в ожидании машинам, на ходу что-то негромко бормоча о том, где он видел все извинения охранника. Да и его самого – тоже.