– Но…

– Никаких «но», – решительно заявляет Шарлотта. – Если только вы не считаете, что трезвомыслящий человек и прожженный делец вроде Гарета Уинстона умер ради бредовой фантазии. – Секунду помедлив, она продолжает: – Кстати, об Уинстоне. Нам надо придумать легенду прикрытия, чтобы объяснить его смерть. Пока не знаю, что это будет, но сообщение наверняка вызовет потрясение на бирже.

– Надо хорошенько подумать, – говорит Кэти. – Может быть… Гвенди? У вас все в порядке?

– Все хорошо, – говорит Гвенди. – Просто болит голова.

На самом деле у нее появилась идея.

Доктор Глен хмуро произносит:

– Судя по состоянию тела, нам придется соскребать его с пола лопатой. И этот тюбик… вполне достаточный аргумент, чтобы меня убедить, что произошло нечто странное. Нечто, лежащее за пределами нашего понимания. Тоже не очень понятно, как его объяснить.

– Это да, – говорит Кэти.

Реджи Блэк – который, по мнению Гвенди, мог бы стать достойным сподвижником Фомы Неверующего из Библии – качает головой.

– Я готов согласиться, что произошло нечто странное. Но не готов согласиться, что черная кнопка на этом пульте способна уничтожить весь мир.

Гвенди почти ждет, что сейчас он добавит: Давайте проверим. Нажмем на нее и посмотрим, что будет. Но нет. Он молчит. И это очень хорошо. Если бы он потянулся к пульту управления, Гвенди пришлось бы перепрыгнуть через стол, чтобы его удержать.

– Это не важно, – говорит Адеш. – Вы же наверняка понимаете?

Все изумленно глядят на него. Включая Гвенди.

– Мы отправляем это устройство прочь от Земли, на микроракете, в далекий космос. И не важно, что это такое: средоточие вселенского зла или просто коробка, выдающая шоколадки и серебряные монеты… – Адеш пожимает плечами и улыбается. Это очень хорошая, искренняя улыбка. – В любом случае мы от него избавляемся. Микроракета даже не станет обращаться по орбите вокруг Земли вместе с космическим мусором, который мы наносили на карту. – Его улыбка делается мечтательной. – Она умчится к далеким звездам и никогда не вернется.

Это и вправду железная логика.

Кэти Лундгрен поворачивается к Гвенди:

– Мы все сделаем завтра. Мы с вами вдвоем. Мой девятый выход в открытый космос, ваш – первый. Тот, который мы снимем на видео для трансляции в нижнем пределе, будет вашим вторым, но никому, кроме нас, не обязательно об этом знать, верно?

– Да, – говорит Гвенди.

Кэти кивает.

– Мы с вами понаблюдаем, как микроракета летит к Луне, Марсу и дальше – в великое запределье. С грузом на борту.

– Да, хорошо. А как быть с Уинстоном?

– Пока мы не решим, как он умер, с мистером Уинстоном все хорошо. Ему просто слегка нездоровится – видимо, это реакция на невесомость, – и он не выходит из своей каюты. Самочувствие не позволяет ему общаться с нижним пределом. Или вы не согласны?

– Я согласна, – говорит Гвенди. – Для начала сойдет.

Ей по-прежнему жаль людей, погибших в Джонстауне, хотя она не виновата в их смерти. Виноват преподобный Джим Джонс. Ей жаль разрушенную пирамиду Хеопса и еще больше жаль тех ребят, которые погибли при ее обрушении. Но ей совершенно не жаль Гарета Уинстона.

– Какой рычажок выдает шоколадки? – спрашивает Реджи Блэк.

– Вот этот, – показывает пальцем Гвенди.

– Можно мне?

Гвенди не хочется, чтобы он прикасался к пульту, но она молча кивает.

Реджи сдвигает рычажок. Из прорези на передней панели выезжает дощечка. Пустая.

Гвенди обращается к Адешу:

– Попробуйте вы.

Дощечка убирается обратно внутрь. Адеш легонько сдвигает рычажок мизинцем. Дощечка выезжает снова. На ней лежит крошечный шоколадный хорек. Адеш глядит на него и, секунду помедлив, отдает его Берну. Биолог рассматривает шоколадку со всех сторон и кладет ее в рот, держа наготове ладонь, чтобы выплюнуть угощение, если будет невкусно. Но затем закрывает глаза, и у него на лице отражается чистый восторг.

– О боже! Как вкусно!

Реджи Блэк обиженно хмурится.

– Почему не сработало у меня?

– Может быть, – говорит Гвенди, – пульт управления не любит физиков.

В тот же день, поздним вечером.

Гвенди идет по внешнему кольцу международной космической станции «Много флагов». Отовсюду доносятся уже привычные скрипы и стоны, словно это не станция, а дом с привидениями. Жутковатые звуки, которые очень не нравились одному нехорошему человеку, но Гвенди уже давно к ним привыкла и не обращает внимания. Она не помнит, как звали нехорошего человека, но уверена, что сможет вспомнить, если построит цепочку ассоциаций, как ее научил доктор Эмброуз. Начнем с сигары, думает она.

Человек, идущий рядом с ней, тоже не обращает внимания на скрипучие звуки. Его лицо безмятежно. Он невероятно хорош собой. Но его красота – это маска. Временами его черты как бы колышутся и покрываются рябью, словно поверхность пруда под сильным ветром, и тогда из-под маски проглядывает его истинное лицо. Вытянутая звериная морда, как у шоколадного хорька, который достался биологу. Гвенди не помнит, как зовут биолога. Но сейчас это не важно. Зато она помнит, как зовут этого человека, который совсем не человек. Бобби. Так его называл нехороший человек. Она думает: Сигара. Она думает: Кто курил сигары? Уинстон Черчилль. Да, есть контакт.

– Нехорошего человека звали Гэрин Уинстон, – говорит Гвенди.

– Почти правильно, – отвечает Бобби. – Но это не важно, он уже мертв.

– Растаял, – говорит Гвенди. – Как злая ведьма в «Волшебнике страны Осс».

– И опять почти правильно, – кивает Бобби. – А вот что действительно важно: есть и другие миры кроме этого.

– Я знаю, – отвечает Гвенди. – Кто-то мне говорил. Я не помню, кто именно. Может быть, мистер Фаррис.

– Вечно он лезет, куда не просят, – бормочет Бобби.

Они идут. Станция потрескивает и скрипит. На пути им никто не встречается, потому что на МФ-1 время сна. Не считая китайцев, засевших в своем отдельном сегменте, Гвенди с Бобби совершенно одни в этом доме с привидениями.

– Всего существует двенадцать миров, – объясняет ей Бобби. – Шесть лучей, двенадцать миров. По одному миру на каждом конце луча. В центре всего стоит Башня. Мы называем ее Черной Тринадцатой.

– Кто «мы»?

– Тахины.

Гвенди это ничего не говорит.

– Лучи держат миры, а Башня дает силу лучам, – продолжает Бобби лекторским тоном. – Теперь, когда Алого Короля больше нет, лишь одно может разрушить Башню.

– Пульт управления, – говорит Гвенди, но Бобби с улыбкой качает головой и разводит руками, которые временами расплываются в лапы с острыми когтями. Его жест означает: вы можете лучше. Гвенди уже собирается возразить, что у нее плохо работает голова из-за раннего начала болезни Альцгеймера (возможно, вызванной пультом, но это лишь предположение), и вдруг понимает, что знает ответ. – Черная кнопка на пульте. Раковая кнопка.