– Понятно. Наверное, даже лучше, если тебя не будет в Гортене. Ну что ж, я так понимаю, нам остается лишь ждать поединка.

– И я не сомневаюсь в исходе – Джон Бремер умоется кровью…

Маг прошептал что-то невнятное, будто самому себе, напоследок пожал руку старому другу и, открыв дверцу, исчез в ночи.

– Трогай, Стивен! – воскликнул граф де Нот, затягивая окна бархатными шторами. Глубоко вздохнув, пытаясь отогнать невеселые мысли, старик откинулся на спинку сиденья, прикрыл глаза и задремал.

Видавшая лучшие дни темно-синяя карета, запряженная четверкой выносливых лошадей, обогнула ристалищное поле и спустя двадцать минут покинула предместья Гортена по главной королевской дороге, новому дайканскому тракту.

Не смыкай, Джон, очи на Севере,

Здесь полуночь крадет твои сны.

И под каждым кривым нынче деревом

В твои страхи они влюблены.

Впились зубы в закрытые веки,

Явь сгрызают, подобно мечам,

Душу гложут они человека,

Приходя вслед погасшим свечам.

Мерзлых сосен зеленую хвою

Обратят в мягкий шелк одеял,

Снег и землю зальют стылой кровью,

Кто заснул – тот навеки пропал…

«Не смыкай, Джон, очи на Севере…»

Старая полуночная легенда

Лес Дерборроу. В семи милях от подножий Тэриона. Владения Невермора.

Ужас – это такое многогранное и сложное чувство, которое может возникать в душе десятками различных, непохожих друг на друга проявлений. Как и все вырастает из малого, так и ужас крепнет из обычного страха. А страхи, как всем известно, бывают осознанными и неосознанными. Осознанные – это когда ты боишься человека в маске и с топором, с лезвия которого на снег стекает кровь. А неосознанные – когда тебя до жути пугает Север. И только если копнуть глубоко, можно понять истинную причину страха: где-то там, под сенью огромной ели или, например, в руинах старого замка, ты можешь заснуть, и тебе приснится нечто такое, что и вгоняет тебя в этот самый ужас. Например, человек с топором, с лезвия которого на снег стекает кровь. Но при всем при этом ты не в состоянии объяснить свой изначальный страх перед Севером: ведь в лесах не прячутся за каждым деревом убийцы-палачи, а кровь не кипит в лужах, растапливая снег. Обычно. По крайней мере, если дело не касается снов. Но тут уж никто не скажет с полной уверенностью.

В нашей же истории одним снежным днем некий гном был подвержен обоим видам страха одновременно. Он боялся заснуть, поскольку был уверен, что его ужасные сны непостижимым образом реальны. И это же самое видение сжимало его за горло невидимыми пальцами так, что он с трудом мог дышать, обнимало за плечи и прижимало к земле настолько сильно, что он не мог пошевелиться. Но злобное колдовство или неупокоенный призрак, или что там оно было, не имело жалости, оно не позволяло закрыть глаза, зажмуриться так крепко, чтобы не видеть. А когда все обрывалось и крики филина вырывали его из когтей оцепенения и кошмара, гнома захватывали в свои капканы непонимание и вопросы: почему он не с друзьями? Почему его не тронули?

Теперь странник знал все ответы, и действительность оказалась намного хуже, нежели можно было представить. Сейчас он брел, пробираясь по колено в снегу, и волочил за собой деревянные сани, на которых громоздились клетки с семью птицами. Каждая в фут длиной, их перья были окрашены в угольный цвет скорби. Острые золотистые клювы то и дело раскрывались в печальном мелодичном пении, напоминавшем свист флейт, – черные дрозды всегда поют, когда кто-то поблизости предается сожалениям.

– Я что-то ничего не понимаю, принц Кельбрик, – пыхтя, проговорил Лори Дарвейг, судорожно дернув головой вбок. – Как именно вы и ваши подданные поможете моим друзьям? Вы же всего лишь жалкие певчие птички… глупые пернатые, которых я тащу по этому треклятому лесу уже битый час!

Дрозд, к которому он обращался, недовольно вскрикнул. Его голос походил на треск сухой ветви, сломавшейся под каблуком. От собратьев принца Кельбрика отличал серебристый ободок на голове – точь-в-точь корона!

– Не нужно только обид, принц! Да-да! И мой неусыпный Вчера тоже этого не понимает… Видать, старик Невермор совсем утратил последние крохи разума, если считает, что принц Кельбрик со своим маленьким клювом и тонкими лапками поможет мне выпутаться из очередной западни…

Западня… Сколько всего уже успело с ними стрястись, а ведь до Тэриона охотники за сокровищами так и не дошли. Во всем Лори Дарвейг по прозвищу Неудачник винил, конечно же, себя. Даже не столько себя, сколько треклятого Вчера, что притягивает всевозможные напасти, как притягивает кусочек сыра стаи голодных крыс…

Еще три дня назад все было хорошо. Все невзгоды пути вроде бы остались за спиной. И разбойники в лесу, и жуткие фоморы, от которых спастись удалось лишь чудом в лице истово верующего в приметы Ангара. Фургон с трупами тварей, колдуна и его жуткого гомункулуса гномы не замедлили сжечь, а пепелище посыпать солью, чтобы уж наверняка никто из них не решил вернуться с того света. Далее был Истар. Сперва Город Без Лета распахнул путникам с гостеприимным скрипом свои южные ворота, после чего со скрежетом, но уже будто бы злым и насмешливым, затворил за их спинами северные, Врата Бреканбора.

Путь по извивающемуся через Дерборроу тракту на Тэрион занял полтора дня до развилки. Когда дорога разделилась на две части, отряд остановился, и Дори Рубин достал карту сокровищ. Мозолистый палец гнома пополз по старому пергаменту, сверяя нарисованное и настоящее. Главная дорога под старым указателем – рыжий гном поднял взгляд – «Полуночный след» вела строго на север, и, минуя Горрехарские угольные ямы, поднималась на поросшие густым сосновым бором центральные предгорья Тэриона. Был еще путь на восток – «Гаэрхов след», но, как всем известно, он тянулся лишь на пятнадцать миль, к Медвежьему урочищу, и терялся где-то в чаще, за которой начинался лес Валлена.

Но все это было не тем, что требовалось нашим путникам. На карте вырисовывалась еще одна дорога. «Путь на Грехенвальд» на старой бумаге подчеркивала красная пунктирная линия, ползущая на северо-запад. Эта дорога была не такой старой и заброшенной, как «Полуночный след», которым далее угольных ям никто не пользовался уже пять сотен лет. Да и по сравнению с более молодым «Гаэрховым следом» она выглядела будто вчера протоптанной. Где-то в той стороне пролегала граница Дерборроу и соснового бора Грехенвальд. Туда-то они и направились.

Прошло около трех часов после того, как путники отъехали от развилки. На обочине из-под сугроба выглядывал сваленный кем-то на землю старый указатель: «Добро пожаловать в Тревегар», некогда нависавший над узкой тропой, по которой пони могли пробираться лишь по одному. Сосны скрипели на морозе, будто переговариваясь между собой и с удивлением обсуждая невиданных чужаков. Их удивление можно понять – слишком долго здесь никого не было. Деревья тянули свои ветви к гномам, должно быть, нарочно обсыпая их снегом с разлапистой хвои.