- Многих ли пощадила ты?

Но Цуу не ответила ему.

- Договор! - верещала она. - Давай заключим договор! Давай освободимся друг от друга! Ты снимаешь свое заклятье, а я надеваю ошейник на другого! Только так я смогу его снять с тебя! Только так! Мне нужна другая жертва!

Дракон усмехнулся.

- Ты предлагаешь совершить мне подлость? - уточнил он. - Купить у тебя свободу ценой жизни другого? Но никто в мире не заслуживает вечного рабства.

- Но есть же преступники, - верещала и выла Цуу, - убийцы…  воры… неужто тебе жаль их никчемные жизни?! Неужто ты не стоишь ни одной из них?

- Я - стою, - ответил Рэй зло, поднимаясь. - Но вот в чем дело, Птицелов. Если я тебя отпущу, ты же уже через миг наметишь себе новую жертву. Поэтому до конца, Птицелов.

Губы Цуу задержали, но не от плача, нет. Она, избитая и истерзанная, тряслась от ненависти к тому, кем так сильно хотела обладать, и кого сломать ей не удалось.

— Прости меня, Феникс, — выдохнул она как молитву. — Я не должна была предавать свою любовь к тебе, и за это теперь наказана.

— Почаще бы неверные возлюбленный вспоминали об этом прежде, чем отречься от своей любви, — насмешливо произнёс Рэй.

Но, похоже, эти слова были не просто покаянием. Цуу все повторяла и повторяла их, пока её тело тряслось как в лихорадка, повторяла и повторяла, пока голос её не сорвался на крик, а сама она, просящая прощения и раскаивающаяся, не скрючилась и не превратилась в пылающий кусочек чёрной волосатый плоти.

Её раскаяние будто сжигало и ломало её изнутри, огнём вымывая все человеческое из её черт, из её разума, из её души. И скоро Цуу стала кем-то совсем иным.

Это непонятное существо размахивало стремительно  отрастающими конечностями, покрытыми чёрными жесткими волосами, скрипело и шипело что-то, раздирая чёрные жёсткие челюсти, так похожие на хищные жвалы жука, и пламень погас, оставшись красными угольками рдеть в глазницах сразу восьми страшных глаз.

— Прости меня, Феникс... Ненависть меняет всех. Она перерождает...

Дракон отпрянул от омерзения, но чудовище, привязанное к нему, тянулось следом, хватало его мерзкими лапами.

— Ты думал, во мне больше нет магии, — скрежетало оно. — Думал, я могу просто ловить? Нет, не только это... Я не хотела быть такой, ты меня заставил, заставил...

Чёрные волосатые паучьи лапы ощупывали чешую дракона, и Рэй вдруг закричал от боли и ярости, чувствуя, как чёрные обгорелые челюсти впиваются в него, выпивая его магию, отнимая его способность летать. — Я все равно выйду победительницей! Всё равно...

Но самое худшее только начиналось. Рэй отчётливо услышал знакомый шелест крыльев, и понял, что это Алан нашёл его и спускается с дождливого неба. И что ещё хуже, привела его Мэл, неугомонная голубая нежная птица!

А Птицелов, кусая и дергая чешую, торопливо пил магию, сочащуюся из прокусов. Его волосатое тело раздувалось, как паучье брюшко, и Рэй почувствовал, как слабеет. От паучьего яда закружилась голова.

— Я не хочу быть такой, — притворно хныкало и скрежетало чудовище, спешно глотая магию и набираясь сил. Рэй с силой мотнул головой, отбрасывая от себя монстра, развернул крылья.

— Рэй, подожди! Мы спасём тебя, мы поможем!

— Нет! — прокричал он, поднимаясь а воздух, взмахивая отяжелевшими крыльями. — Не приближайтесь ко мне! Птицелов поймает одного их вас! Уходите! Уходите!

Птицелов гадко захохотал, скрежеща чёрными жвалами. Слова отняли у Рэя последние силы, он, вскрикнув, обернулся в человека и упал на землю. Удавка давила его, и Птицелов нарочито медленно приблизился к поверженному сопернику и ударил его своими страшными острыми жвалами в плечо, отнимая ещё сил и магии.

— Уходите, — умолял Рэй из последних сил.— Не то она накинет на вас... Ошей... Ник...

За это предательство Птицелов покарал свою жертву сурово. Удавка так стиснула его горло, что кровь хлынула из лопнувшей кожи.

— Рэй! — выкрикнула Мэл, на лету обращаясь в птицу. Её ноги коснулись земли, и она бежала вперёд, не разбирая дороги. — Рэй, я не оставлю тебя!

Птицелов гнусно хихикал.

Вероятно, это был его план — привлечь новую жертву, нацепить ошейник на неё. Птицелов уже приветливо раскинул волосатые лапы, радуясь, что в них идёт такая интересная и красивая птица.

Но дракона не стоило оставлять ни на миг без внимания; все же он был рождён из камня и не ломался так просто.

Подскочила на ноги, глядя только на бегущую Мэл, словно желая забрать её образ с собой в небытие, он выхватил свой меч и полоснул прямо по перетянутому удавкой горлу, собираясь убить себя и навсегда оставить ошейник себе. Он хотел лишить Птицелова его ловушки.

Этого не ожила никто.

Со звоном переломился волшебный клинок, потому что не вынес удара. Он словно попал между молотом и наковальней и разбился, искрошился в руках Рэя.

Но и удавка не выдержала. С тонким высоким звуком она лопнула от удара волшебного меча, взорвалась на его шее, разлетелась на тысячу тонких, как волос, разорванных металлических  колец. Словно у скрипки оборвали струны.

Птицелов заверещал противным визгом, извиваясь. Часть колец посекла его, словно остро отточенные лезвия исполосовали черную паучью кожу.

Часть разлетелись по всему берегу, и теперь даже самый искусный маг не смог бы их отыскать и собрать снова в волшебную удавку.

Рэй, раненный, упал. Всё же он бил честно, собираясь отсечь себе голову. Мэлани налетел на верещащего Птицелова и с нечеловеческой силой оттолкнула чудовище прочь от освободившегося дракона.

— Прочь! Убирайся!

Толчки женщины и голубые птичьи перья, вспарывающие и без того дырявую шкуру Птицелова, не напугали монстра. И даже огонь, исторгнутый Аланом — тоже. Берег превратился в расплавленное тягучее стекло от дыхания дракона, но Птицелов лишь посмеялся над незадачливыми противниками.

— Вам не справиться со мной! — скрипел он, выбираясь из пламени и чадя на весь