нему спиной все это время, запрещая себе надеяться, запрещая  высматривать в грозовых облаках голубые крылья…

Мэлани стояла ровно на том месте, где его воображение рисовало ее много-много раз. Промокшая под проливным дождем, в тонком платье, облепившем ее тело…

- Зачем ты здесь? - глухо произнес Алан, не в силах скрыть того, что его голос дрожит от радости.

- Поговорить, - ответила Мэлани, разведя руками. - Оставь девушку в покое. Я не позволю ей и пальцем тебя коснуться, потому что ты мой.

- Ну, что же ты молчишь? Ты не рад мне? Ты не ждал меня? Не говори, что не ждал. Я слышу, как бьется твое сердце.

Алан не знал, о чем говорить с Мэлани. Он был рад, но что-то внутри него говорило - не тронь, не подходи, не верь… Хотя это была его Мэлани, его голубая птица…

Она неспешно обошла его кругом, разглядывая, и Алан вздрогнул, сбросил наваждение.

- Я рад тебе, - хрипло ответил он. - И благодарен. За Рэя. Мой брат жив - это стоит дорогого. Ты вовремя позвала меня. Мы вместе смогли остановить это зло…

Сказал - и осекся,  потому что это не те слова, которых ждала Мэл, не те, какие нужны были сейчас.

- Это все, что ты хотел мне сказать? - печально произнесла Мэл. - Все, что ты нашел в своей душе для меня? И ни слова о том, что разлука тяжела и невыносима? Ни слова о том, что ты не можешь забыть меня, как бы ни старался? Ни слова о том, что тебе всюду мерещится мой призрак, и что ты ищешь меня в толпе взглядом?

Мэлани оказалась близко-близко, она стояла прямо перед Аланом, почти касаясь его, и он с трудом удержал себя от того, чтобы прикоснуться, всего лишь прикоснуться ладонью к ее золотым волосам.

- Ты не скажешь мне о том, - продолжала Мэл, - что все время вспоминаешь нашу поездку, наш первый раз. Ты был смелее, Алан. Ты чувствовал, что тебя влечет ко мне, хотя вез меня для своего брата. Поэтому ты взял меня первым. Не удержался. Потому что ты нашел меня для себя. Не для Рэя. И сейчас ты молчишь, - продолжила Мэл, осторожно касаясь лица Алана, осторожно лаская его, - потому что боишься. Боишься меня; боишься себя. Тебе кажется, что если ты сделаешь шаг вперед, то навсегда пропадешь. Останешься моим рабом навечно, и я буду повелевать тобой.

- А разве это не так? - простонал Алан, прижимая ее ладонь к своей щеке, закрывая глаза и растворяясь в этой немудреной, но такой желанной и долгожданной ласке.

Он сдался.

Подобно Рэю, он ощутил на своей шее невидимый ошейник, который давил, не давая ему вздохнуть, и он сам покорно позволил его на себя надеть. Знал, что это шаг в пропасть - и позволил пленить себя, за краткую ласку, за теплую ладонь, прижитую к его щеке…

- Конечно, это так, - ответила Мэл. - Но только и я буду принадлежат точно так же. Уже принадлежу. Не покину и не предам.

- А Рэй? - ревниво произнес Алан.

Одного касания ему было недостаточно, мало! Он целовал ласковую теплую ладонь, обнимал женщину, гладил ее спину, ощущая под рукой дрожь. Мэлани промокла насквозь, ей было холодно, и он хотел согреть ее, растереть ее кожу до красноты, накрыть собой.

- Рэй и ты, - ответила Мэл. - Это одно целое. Для меня вы - одно целое. Я не могу без каждого из вас. Я люблю вас одинаково, Алан. То, что я люблю Рэя, не означает, что я не люблю тебя. И отталкивая меня, ты делаешь мне больно. Нестерпимо больно.

- Ведьма! - с мукой в голосе простонал Алан.

- Да, - ответила Мэл. - Твоя Ведьма. Рэй говорит, что это самое прекрасное чувство, которое только может родиться на свете - любовь между драконом и его Ведьмой. Когда ему подчинишься, нет никого, кроме влюбленных. Тогда, только тогда чувствуешь себя единым целым… Помнишь, ты хотел стать со мной единым целым, чтобы спасти брата? Отогреть его? А самого себя ты спасти не хочешь? Хочешь, чтоб огонь сожрал тебя изнутри?

Алан не ответил, потому что не мог ответить. Потому что пил дыхание Мэл, без которой тосковал и медленно угасал. Его горячие руки спешно избавляли ее от мокрого платья и ладони с блаженством разглаживали ее прохладную влажную кожу.

И Рэй, выступивший из темноты, не показался ему лишним. Его появление не царапнуло больно ревностью. Алан словно иначе посмотрел на брата; ему казалось, что он видит самого себя в зеркало. В зеркальном отражении мужчина неспешно стаскивал с плеч промокшую под дождем сорочку и смотрел, проникая взглядом в самое сердце.

Когда-то ведь они были единым целым?..

Мэл стащила с Алана одежду, уложила его на кожаный диванчик для посетителей - чуть скрипнула кожа под опустившимися на него разгоряченными телами. Она легла, прижалась к Алану прохладной грудью, отогреваясь об его жар, целуя Алана, а Рэй, склонившись и откинув с ее спины ее длинные влажные волосы, оставил горячий поцелуй на ее коже, высоко, почти у самой шеи.

Он расположился у Мэл за спиной, уселся, обхватив бедра лежащего Алана ногами. Движения его были неторопливы и плавны. Поднял Мэл, откинул ее себе на грудь, чуть удерживая ее ладонью за подрагивающее от прерывистого учащенного дыхания горло, заставил выгнуться ее грудью вперед, к ласкающим ладоням Алана. Мэл в перемешивающемся холодном свете вспыхивающих молний и теплом - от настольного светильника, - была прекрасна, как выточенная из драгоценного хрусталя статуэтка.

- Смотри, - произнес Рэй, все так же удерживая Мэл, - она вся твоя. Ее грудь ждет твоих рук. Разве нет? Я держу ее, держу для тебя. Мы вдвоем будем решать, сколько она получит ласки и любви. Мы будем решать, когда достаточно. Она наша. И всегда такой будет.

Ладони Алана скользили по прохладному телу женщины, поглаживали груди, щекотали соски, ставшие маленькими и жесткими от холода и чувствительной ласки. Мэл извивалась и стонала,