Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Нет, я намерен снимать свои деньги со своего счета и платить тебе за помощь. Десять тысяч долларов. Они тут же переводятся тебе на счет. Можешь потом перекинуть их в любую страну. Только в нашу не советую.
— Что требуется от меня? Держать кассира на мушке? Стоять на шухере? Сидеть в автомобиле с заведенным мотором?
Камиль искренне расхохотался.
— За кого ты меня принимаешь, детка?
«Я еще не определилась», — хотелось ответить мне, но я сдержалась и промолчала.
Хабибуллин вновь стал серьезным.
— От тебя требуется подпись. Это все.
— И молчание? Или мое вечное молчание обеспечит Виталий Суворов? Это он здесь был прошлой ночью?
Камиль застыл на месте, а потом долго и неотрывно смотрел на меня. Наконец спросил:
— Откуда ты знаешь про Виталика?
— Что он здесь делал прошлой ночью?
— Он не был здесь прошлой ночью! — Камиль в ярости стукнул кулаком по стене.
— Врешь! — теперь уже я не могла успокоиться. — Он скрывался в шкафу в Витьки ной комнате. Он потерял там пуговицу. Обычную, не беспокойся. Без микрофильмов. И он оставил шкаф не закрытым, а я всегда закрываю шкафы. И ночью ты ведь не просто так выходил, правда? Наверное, его провожал? И в Пафос мы не просто так ездили.
— Ты видела его в Пафосе? — устало спросил Камиль.
Я кивнула.
— Оля, — Камиль потер лицо, — зачем ты лезешь куда тебя не просят? Ты в самом деле такая идиотка или притворяешься? Ведь это же не игра. А у тебя дети. Ты о них хотя бы думаешь?
— Как раз о них я все время и думаю! То их берут в заложники, то… Объясни мне, что происходит? Или не объясняй. Ты можешь мне гарантировать, что с ними и со мной ничего не случится? Ты можешь дать мне слово, поклясться памятью своей умершей матери, что с нами ничего не случится?
Не в силах больше сдерживаться, я разревелась. Камиль обнял меня, прижал к себе.
— Так можешь или нет? — наконец я подняла на него зареванные глаза.
— Я могу поклясться памятью своей матери, что я сам не буду убивать ни тебя, ни твоих детей.
— А Виталий?
— О, Аллах, да Виталий наверное даже не помнит о твоем существовании! Какое ему до тебя дело? У него своих забот полон рот. Он объявлен в розыск в шести странах. Ты-то ему зачем? Тем более твои дети.
— Но почему тогда ты сказал, что ты сам не будешь нас убивать? А другие?
Камиль пробормотал себе под нос какую-то фразу, которую я могла истолковать лишь как не очень лестную характеристику своей особы.
— Ты не понимаешь, что я не могу говорить за других людей? Я могу говорить только за себя. И говорю. Если ты помнишь, есть еще мой отец, твой бывший муж, твоя бывшая свекровь и кое-какие другие люди. Все они вполне могут желать твоей смерти.
— Почему?
— А это ты у них спрашивай, детка. У моего отца, например. Зачем он отправил тебя сюда? Да я вчера чуть дара речи не лишился, когда увидел тебя здесь! Благотворительность ему не свойственна. Если он с тобой даже не спал и, судя по твоим словам, не собирается, зачем было на тебя тратиться? Зачем он все это сделал? Оля, ты его плохо знаешь, а я знаю даже слишком хорошо… Ты хоть не подписывала никаких бумаг?
— У твоего отца? Нет.
— И он велел тебе ждать его звонка?
Я кивнула.
— Ну жди-жди, — Камиль усмехнулся.
— Что мне делать?!
— Ты взрослый человек. И еще отвечаешь за двоих детей. Решать тебе. Я не могу принять за тебя решение, детка. Никто не может. Каждый должен прожить свою жизнь сам.
Я молчала. Камиль продолжал осторожно и бережно прижимать меня к себе.
— Что ты предлагаешь? — наконец тихо спросила я.
— Ты подписываешь одну бумагу и получаешь за это десять тысяч долларов. Сразу же. Можешь наличными. Можешь оставить на счету. Счет тебе откроют в банке, в который мы поедем. Могу помочь. Можешь обойтись без меня. Там есть люди, говорящие по-русски. Можем сразу же поехать в другой банк. Как захочешь.
— Что за бумага?
— Прочитаешь. Ты, кстати, читаешь по-английски?
— Со словарем.
Камиль предложил мне переодеться, а осматривая мой гардероб, хмыкнул, но выбрал наиболее строгое летнее платье (из того что имелось), сам он тоже переоделся и выглядел теперь очень даже презентабельно в белом летнем костюме — ну, прямо Остап Бендер, достойный сын лейтенанта Шмидта. В руках он держал черный узкий кейс, который мне уже довелось видеть у него в сумке.
А вообще мужик был хорош… Я опять не смогла не залюбоваться им. Или это у меня такой сильный комплекс неполноценности? Или я влюбилась?!
Детям мы на кухонном столе оставили записку, чтобы не волновались, сообщив, что скоро будем. Катьке и Витьке не раз приходилось себя обслуживать, в особенности на даче, когда дедушки были не в состоянии уделить им должное внимание. Подозреваю, что внуки в скором времени научатся ловко укладывать дедушек спать — как эту процедуру освоила я. Рассол, по крайней мере, им уже подают. Катька мне как-то выдала, что теперь знает, чем будет мужа с утра поить, когда замуж выйдет.
М-да, в нашей семье она проходит должную подготовку к замужеству. Муж-алкоголик будет просто счастлив.
— Паспорт не забыла? — спросил Хабибуллин перед выходом. Затем попросил его ему показать. Пролистал, кивнул и отдал мне.
В банке нас встретили с большим почтением, мне очень понравился внешний облик служащих — не то что в наших учреждениях, в которых мне доводилось бывать. Наши офисные леди, демонстрируя друг другу новые наряды, могут и с утра в вечернем платье появиться, причем не потому, что не успели заехать домой переодеться.
Камиль прекрасно разговаривал по-английски, я улавливала лишь некоторые слова. Потом он поднял на меня голову (мы сидели в мягких креслах с представительным смуглолицым мужчиной — как оказалось, управляющим) и спросил, решила ли я, куда мне переводить десять тысяч долларов.
— Открой вклад здесь.
Уж на Кипр я как-нибудь смогу выбраться. Авиабилет, подозреваю, не самый дорогой, и, главное, виза не нужна.
Затем Камиль извлек из кейса какие-то бумаги и протянул управляющему. Тот их внимательно изучил, что-то сказал по-английски моему спутнику и попросил у меня паспорт на плохом русском. Я вынула его из сумочки и отдала. Мужчина пролистал его, как совсем недавно Камиль, кивнул, улыбнулся вначале мне, потом Хабибуллину, затем нас покинул.
— Придется немного подождать, — сказал Камиль.
— Чего?
— Оформления документов. Но это быстро. Это не наша распрекрасная совковая система.