Ночью Лидии приснилось, что она карабкается по отвесной скале, которая вдруг стала плавиться и мягчеть. Ноги стали увязать в мягком камне, но девочка изо всех сил старалась выбраться на берег, и наконец ей это удалось. За ней на сушу стали вылезать огромные омары с человеческими лицами, и, приглядевшись, Лидия вдруг обнаружила, что это лица ее одноклассников. Линн что-то кричала Лидии, размахивая красными клешнями.

– Ты же обещала позвонить! – кричала она. – Почему ты не позвонила?

Тут Лидия проснулась. Голос Линн звенел у нее в ушах, и Лидия было засмеялась, вспомнив сон, но тут же помрачнела. До сих пор ей удавалось гнать прочь тоску по дому, заставляя себя думать о чем-нибудь другом. Но сейчас тоска оказалась сильнее ее, и виноват в этом был Дали.

Старшая Лидия подала младшей завтрак: яйца и крупные ломти хлеба с медом, – а сама уселась напротив. Глаза у нее были желтовато-коричневые, как морские водоросли. Ее не особо интересовало, откуда Лидия приехала. Она спросила только, что та собирается делать днем.

– Хочу прогуляться по берегу, – ответила Лидия.

– Тогда, наверное, повстречаешь Дали. Он обычно работает у Кабо-Круз.

– Я знаю, – кинула девочка.

– А Галы берегись, – добавила старшая Лидия. – Она сторожит его, как злобный пес. Никому не дозволено тревожить его во время работы.

– А сам Дали, кажется, добрый, – сказала Лидия.

– Он-то да, но Гала держит его на коротком поводке. Как знать, может, она и права! Он такой рассеянный, даже на поезд не может сам сесть.

Лидия засмеялась. Ей нравилось говорить со своей тезкой, беседа текла легко и непринужденно.

– Дали сказал, что вы ведьма, – расхрабрилась она. Старшая Лидия снова рассмеялась, на этот раз совсем по-ведьмински, хрипло и раскатисто.

– Все женщины моего рода были ведьмами, – сказала она. – В Кадакесе это не диковина. Тебе страшно?

– Нет, – ответила Лидия. – Как-то раз и меня приняли за ведьму. Правда, это было очень давно.

– Что ж, – пожала плечами старшая Лидия. – Кто знает, кто знает…

После завтрака Лидия отправилась на берег. Трамонтана задувала не так сильно, как накануне, воздух был приятно прогрет, а море отвечало солнцу серебристыми отсветами. Лидия миновала крошечную гавань – порт Льигат – с вытащенными на берег голубыми и белыми рыболовными лодками. У кромки воды резвились собаки, в тени одной из лодок спал рыбак. Обогнув скалистый мыс, Лидия добралась до бухты, в которой купалась накануне, и вдалеке, на фоне белого песка, раскаленного лучами солнца, разглядела одинокую фигурку человека с мольбертом. Образ был настолько нереален, что Лидии казалось, будто он вот-вот исчезнет, стоит только на секунду отвести взгляд.

Однако Дали никуда не делся, даже когда Лидия подошла совсем близко. Правда, сперва он не обратил на нее особого внимания, лишь кивнул в знак приветствия. Не смея беспокоить художника, Лидия тихонько подошла к картине. Она изображала трех стройных женщин в светлых платьях. Одна из них держала что-то похожее на пианино, стекающее на песок. У другой в руках была плавящаяся виолончель. Лица женщин были скрыты ветками кустарника. На заднем плане были изображены скалы, которые на самом деле возвышались чуть поодаль на берегу.

– Что ж, – произнес наконец Дали. – Как тебе спалось у старшей Лидии?

– Хорошо, – ответила девочка. – А как называется эта картина?

– «Три молодых сюрреалистических женщины, держащих шкуры оркестра», – ответил художник.

Похоже, подумала Лидия, хотя вообще-то ничего не понятно. Когда она рассказала Дали о своем сне, тот пришел в полный восторг.

– Вот удивительно! – воскликнул он. – То есть твоя школьная подруга, которая превратилась в омара, попросила тебя ей позвонить?

– Да, – ответила Лидия.

– Дело в том, что я только что изготовил телефон из омара. У него трубка из клешни! И тут тебе снится такой сон!

Лидия согласилась, что это удивительное совпадение, но потом добавила, что приснился он, наверное, потому, что она забыла позвонить Линн, хоть и обещала.

– Такие вещи хранятся в нашем подсознании, – сказал Дали, – а потом являются в снах. Ты любишь школу?

– Не очень… – ответила Лидия.

– Я вот был необычным ребенком, – сказал Дали. – Когда мне было восемь, я все еще писал в постель, потому что мне это нравилось. И в школе мне всегда хотелось, чтобы меня заметили. Когда мне было шестнадцать, я учился в Фигерасе. Из класса во двор мы спускались по крутой каменной лестнице. Однажды вечером мне пришло в голову, что я могу одолеть всю ее одним махом, прыгнув с верхней ступеньки на нижнюю. Я и сам не знал почему. Сперва я не решился, но на следующий день, выйдя из класса вместе с учителем и остальными учениками, я бросился вниз и приземлился на нижнюю ступеньку. Конечно, я едва не покалечил себя. Все тело было в синяках и ранах. Но я ощутил небывалую радость, ведь мой полет произвел неизгладимое впечатление на одноклассников и учителя! Еще я был очень стеснительным и все время краснел, но, когда на меня обращали внимание из-за моих необычных поступков, я ощущал странное возбуждение. Поэтому спустя четыре дня после падения я повторил свой полет. На этот раз школьный двор был полон народу, и я закричал, чтобы все меня увидели. После этого я опять ощутил необычный прилив радости. С тех пор я время от времени повторял свой трюк, и каждый раз, когда я выходил на лестницу, школьный двор замирал в ожидании: полетит или не полетит? С каким же наслаждением я спускался по лестнице, чувствуя устремленные на меня взгляды!

Лидия рассмеялась. Она не знала, верить Дали или нет. Вдруг он все сочиняет? Наконец она решила, что эта история вполне может быть правдой, ведь Дали и в самом деле был безумен. Набравшись храбрости, она спросила его напрямик:

– Простите меня и не сердитесь, пожалуйста. Дело в том, что я никогда не встречала таких людей, как вы. Иногда вы говорите безумные вещи и ведете себя как сумасшедший, а иногда – совсем как обычный человек… Вы заранее решаете, как себя вести, или просто так выходит?

– Вполне естественный вопрос, – спокойно ответил Дали. – Я стараюсь мыслить как сумасшедший, хотя на самом деле я не безумен.

Лидия подумала и решила, что ответ Дали ей нравится.

– Меня ваши картины и изобретения радуют, – произнесла она, – хоть я и не все понимаю. Вы как будто играете, и от этого становится весело.

Дали кивнул.

– Искусство – очень серьезная вещь. Это тяжкий труд. Чтобы написать картину, требуются месяцы и месяцы. И главное тут – чтобы не пропало желание работать. Чтобы к живописи тянуло. Как к еде.

– К еде? – не поняла Лидия.

– Иногда я читаю лекцию об искусстве, – ответил Дали. – Лекция называется «Съедобная красота». Под конец к публике выходит женщина с омлетом на голове.

Лидия ничего не понимала, но название ей понравилось. «Съедобная красота»…