Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Маричка, у меня идея, давай сейчас поедем на дачу!
– На дачу? – безмерно удивилась Марина. –Зачем? Там же холодно…
– Не страшно, затопим… и вообще, я тебя быстро согрею…
– Ах вот какие у тебя мысли, – засмеялась она, датак, что он чуть не сошел с ума. – Ну что ж, мне нравится твоя идея,только надо позвонить Алюше, предупредить и еще купить какой-то еды! Правда,Мишка расстроится, если не застанет нас… Но ничего, едем!
В доме было очень холодно, но они этого почти не ощутили.Нет, глупости, я просто ревнивый дурак, она любит только меня, а я просто схожус ума от любви, да что там, уже сошел, окончательно и бесповоротно. У меняникогда не было такой женщины… Нет, ерунда, просто я никогда раньше не любил,не понимал, что это такое… – блаженно думал он, раскинувшись в постели. Дом ужесогрелся.
– Миша, я такая голодная… ты меня совсем умучил… –проговорила она.
– Давай останемся тут на ночь, а? Тогда я тебяокончательно умучаю.
– Нет, нельзя. Мишка очень расстроится.
– Да-да, ты права, вот поедим – и в путь. А неохота! Нучто там у нас есть?
Когда они поели, Марина вдруг словно набрала в грудь воздухуи выпалила:
– Миша, пока мы одни, я хочу признаться в одной вещи…
О господи, вот оно!
– Можешь не признаваться, я уже все знаю!
– Господи, откуда?
– Из газет, моя дорогая! Из газет!
– Из каких газет? Что за глупость?
– Почему же глупость? Все газеты уже трубят о твоемромане с Раевским.
Она вытаращила глаза:
– О чем, о чем?
– Не притворяйся! Ты очень ловко мне подала этуисторию, но я уже в курсе, не трудись!
– При чем тут Раевский? Он просто подвез меня домой, ибольше я о нем ничего не знаю! Миша, ты ревнуешь? Ты думаешь, у меня что-то сним было? Мишка, ты непроходимый дурак! Я люблю тебя, и только тебя, зачем мнекакой-то Раевский?
– Тогда в чем ты хотела мне признаться? – вдругсмертельно испугался он. Сейчас она скажет, что неизлечимо больна и я долженпозаботиться о Мишке.
– Я хотела сказать тебе одну вещь… Правда, я покляласькогда-то, что буду свято хранить эту тайну, но она помимо моей воли ужевсплыла… Мишка не мой сын.
– Как? – опешил он, решив, что ослышался.
– Вот так. Его родила не я… Но это не имеет значения,он все равно мой сын…
– Погоди, что ты говоришь? Ты взяла его из детскогодома?
– Нет, – покачала головой Марина. – Он сынмоей умершей подруги… Ей нельзя было рожать, но она все-таки решилась,понадеялась на чудо, а чуда не случилось… Она прожила после родов толькополтора месяца…
– А отец у него есть?
– Я не знаю, он, может, и есть где-то, но я никогда егоне видела, знаю только, что его звали Дмитрий, и ничего больше… даже фамилииона мне не сказала. Она не хотела, чтобы хоть одна душа знала, что она родилаот него, понимаешь? Она вообще была очень скрытная, любила его без памяти, аон, кажется, был женат…
Боже мой, вот что значило пророчество «бзиканутой»ветеринарши! Действительно, мать умерла, а сын достался мне! Значит, с Маринойничего не случится! Она не умрет!
Он схватил Марину и начал целовать.
– Пусти, я тебе о таких вещах… а ты! – возмущеннооттолкнула его Марина.
– Прости, я потом объясню тебе почему… прости. Говори,маленькая, я слушаю тебя.
– Когда стало ясно, что ей осталось совсем немного, онавызвала меня и умоляла взять Мишку к себе, я сразу согласилась, я как толькоувидела его… А Питер, мой муж, он категорически отказался усыновить… Тогда яплюнула на все, ушла от него и вернулась в Москву… В те годы была такаянеразбериха везде… и за хорошую взятку я сумела оформить усыновление… По законуя не могла без согласия мужа, и вообще… Правда, на эту взятку ушли все моиденьги, но… Подруга завещала мне свою квартиру, чтобы я могла ее продать и наэти деньги… Но я тогда как раз встретила Алюшу, взяла к себе и поняла, чтоскоро двухкомнатной будет мало, и поменяла две квартиры на одну… Ну вот,собственно, и все… Господи, как легко стало!
– Ты сказала, что эта тайна всплыла… Каким образом?
– А эта тварь, Нора, встретила Питера… И он ей сказал,что Мишка не мой сын…
– Сукин кот! Как можно говорить такие вещи кому бы тони было! А эта баба поспешила в Москву доложить об этом… Но кому? Мне?
– Да нет, то-то и дело, что Мишке!
– Ей удалось?
– Нет, Алюша ее так прибила, что…
Марина рассказала ему о подвигах Алюши. Он долго хохотал,потом нахмурился.
– Она оставила заявление? Ничего, я ее достану! Заразглашение тайны усыновления есть санкции! Пусть только попробует не забратьзаявление. А тебя, Маричка, я еще больше люблю… И мы с тобой будем для Мишкипрекрасными родителями, ты и так уже прекрасная мать, а я…
Она не дала ему договорить:
– Я думаю, нам пора ехать, а то наш сын там, наверное,в тоске.
Поздним вечером, когда счастливый Мишка уже давно спал,Михаил Петрович спросил:
– А как звали твою покойную подругу?
– Татьяна.
– У тебя есть ее фотография? Мишка на нее похож?
– Немножко.
Она достала из письменного стола маленький альбом сфотографиями и дала ему. Но тут ей кто-то позвонил. Когда она вернулась, он сзадумчивым лицом листал альбом.
– Интересная женщина. Почему все-таки она умерла?
– У нее была тяжелая болезнь почек… Ей нельзя былорожать… Но она так хотела ребенка… надеялась на чудо…
– А кто звонил?
– Севка! Объявился наконец, пропащая душа! Оказывается,он из Италии махнул в Мексику, его пригласил мексиканский миллионер оформитьвиллу в Акапулько! Севка говорит, что там фантастически красиво и что он хочетпожить годик-другой в Мексике…
– А сейчас-то он в Москве?
– Да нет, в Акапулько! Он знаешь еще что сказал? Чтотеперь может себе позволить уехать из Москвы надолго, потому что я в хорошихруках! Миша, а я в хороших руках?
Прошел месяц. Марина взялась за новую работу, оформлялатеперь квартиру Булавина. Его жена решила, что недопустимо, чтобы офис былшикарнее и элегантнее ее дома. Она, открыв рот, слушала Маринины объяснения,почему что-то надо сделать так, а не иначе, и во всем с ней соглашалась.Витрину для Люды Божок она сделала за два дня, и та осталась довольна. А МихаилПетрович вдруг объявил, что берет отпуск на неделю, чтобы побольше временипроводить с Мишкой. Он забирал его из школы, и они вместе куда-то ходили,ездили, развлекались. Музеи, выставки, книжные магазины… Два раза были втеатре. Мишка пребывал на седьмом небе от счастья. Только иногда они обагрустили по Сидору.