— Вообще-то, сейчас от тебя несет табаком так, что какую-то струйку мочи при всем желании не унюхаешь.

Кай попытался пошутить, но вышло плохо. Валентин толкнул его в грудь и припер к дереву, которое некстати оказалось сзади.

— Не смей дерзить мне, гомункул, — заявил он, придвинув лицо к носу Кая так близко, что тому стало неуютно. — Завтра в Корсионе я буду летать у солнца, а ты — ползать по земле. Если ты не одумаешься, то очень скоро станешь чантом.

«Э, да ты пьян, грандир», — разочарованно подумал Кай. Однако бить Валентина в живот, как собирался, не стал.

— Расскажи мне о чантах, — неожиданно для себя попросил он. Перед глазами промелькнули тонущие в самоделе солдаты Корпуса, и вопрос обрел смысл и значение. Валентин был прав. Завтра их дороги разойдутся, и даже если Кай попадет в храм, послушник и грандир вряд ли смогут общаться так же просто, как в Неправильном лесу. А Каю была необходима любая информация о самоделе. Он чувствовал, что это — важно.

В злых глазах грандира мелькнул огонек. Кай сглотнул и осторожно отодвинул от себя служителя Калюсты.

— Пожалуйста, Валентин, — повторил он. — Мне нужно знать правду.

— Правда дорогого стоит, — хмыкнул грандир. — Чанты — это будущее каждого. Только мало, кто об этом знает. У Корсиона есть три городских кладбища, которые охраняются лучше, чем водохранилище. А знаешь почему? Чтобы случайные гробокопатели не обнаружили, что мертвецов в могилах нет. Самодел забирает все, что попадает в землю. Мертвые тоже становятся чантами, и в отличие от живых чантов, их успокоить очень трудно.

— Что значит «успокоить»? — спросил Кай, надеясь, что у него не дрожит голос. Не хватало еще сыграть в труса перед грандиром.

— Видишь ли, иногда чанты просыпаются, — ухмылка Валентина стала шире. — И тогда благополучие тех, кто оказался на пути разбуженного зависит от того, в каком состоянии он стал чантом — живом или мертвом. Те солдаты Корпуса, которых ты сегодня видел, обрели бессмертие, так как стали живыми чантами. Теперь их тела всегда будут содержаться внутри самодела в идеальном состоянии. Они не смогут умереть, так как самодел вылечит их болезни и не даст состариться.

— Но зачем это нужно Калюсте?

— Пути господни неисповедимы, — развел руки Валентин и придвинулся ближе, загородив головой выглянувшую из-за облаков луну. — Самодел любит нас и стремится познать каждого.

— Но чанты все чувствуют? Им больно?

— Вряд ли, — пожал плечами грандир. — Когда ты в самоделе, ты и есть самодел. Это мы их называем чантами. Там же, внутри, ты становишься частью единого целого, думаешь иначе, чувствуешь по-другому. Можно сказать, ты превращаешься в частичку бога.

— Ну а что с мертвыми? Зачем они самоделу? Их ведь нельзя изучить.

— Я хоть и грандир, но не Калюста, — хмыкнул Валентин. — Если в открытый разлив самодел упадет башмак, он загребет его с не меньшим удовольствием, чем мертвеца. Проблема не в том, что самодел разоряет кладбища, а в том, что все чанты иногда просыпаются. И мертвые тоже.

— Как это? — совсем упавшим голосом спросил Кай. Теперь его радовало, что он в этом лесу не один, а грандир стоит так близко.

— Всякое бывает, — рассеянно ответил Валентин. — Земляной слой на Риппетре везде разный. Вот здесь, в Неправильном лесу, он местами достигает всего пару метров. Любое землетрясение, разлив реки, да все, что угодно — и самодел оголяется. А вместе с ним иногда оголяются и чанты. Если они долго лежат на воздухе без самодела, то такие чанты просыпаются. И живые, и мертвые. Разница в том, что живые сохраняют сознание и могут вернуться к нормальной жизни — если приспособятся. Ну а мертвые — вот с ними проблема. В народе их называют зомби. Может, слышал о таких?

Кай осторожно кивнул и нервно оглянулся на шорох в темноте. Валентин, ничего не слыша, с увлечением продолжал.

— На самом деле, зомби — явление довольно редкое, так как самодел старается проснувшихся чантов побыстрее обратно прибрать и обычно сам их забирает. Те чанты, которые в самодела живыми попали, после пробуждения всю жизнь от него скрываются. Но они ребята крутые, у них с самоделом проблем не бывает.

— Почему?

— Потому что они — маги, и весь мир — у их ног. Что ты знаешь о магах?

— Говорят, что меня сделал колдун по имени Соломон, — мрачно произнес Кай. — По-моему достаточно, чтобы понять, что они из себя представляют.

— А ты сам в это веришь? — хитро спросил Валентин.

— Нет, я не гомункул! — Кай не ожидал, что ответ получится таким громким, и продолжил шепотом. — Что-то здесь не так. Поэтому я хочу отыскать колдуна Соломона и заявить ему, что я — не его собственность.

— Прежде чем разбираться с Соломоном, ты бы посмотрел, что творится в мире. Храм для этого — идеальное место. Не обязательно становиться белым послушником, то есть присягать Калюсте пожизненно. Можно стать черным. Такой путь выбирают люди, которым еще нужно разобраться в себе, понять, куда идти и что делать, определить, какие чувства…

— Нет, — прервал его Кай. — Я не хочу быть послушником. Ни черным, ни зеленым. Я лишь хочу, чтобы Калюста стал мне понятнее, ближе.

— Бог гораздо ближе, чем ты думаешь, — прошептал Валентин и неожиданно крепко обнял Кая за шею, притянув к себе его голову.

Прежде чем Кай сообразил, что происходит, сухие горячие губы грандира прижались к его рту, а одна рука Валентина спустилась на его задницу и крепко сжала ягодицу.

«Тебя облапали, как последнего гея», — подсказал Каю внутренний голос. Возможно, с ним говорил Калюста, но это уже не имело значения. Все произошло так быстро, что когда он оторвал от себя грандира, то успел почувствовать все: жар его тела, пряный вкус коньяка во рту и на губах, настойчивость колена, пытающегося проникнуть между его сжатых ног.

Кулак Кая врезался в челюсть Валентина, и служитель Калюсты без чувств повалился на землю. Это был лучший удар за всю короткую жизнь Кая, о котором он пожалел уже в следующую секунду. Грандир Валентин валялся у его ног безжизненной куклой и не подавал признаков жизни.

— Что это с ним?

Кай круто развернулся и нос к носу столкнулся с Тупэ. Огонь стыда, горевший на его щеках, медленно переполз на лоб, уши и шею. Что делать, если гном их видел? Куда бежать и как оправдываться? А главное — как жить дальше, если грандир Валентин — будь он проклят! — испустил дух?

Кай открыл было рот, надеясь, что ложь получится сама по себе, но Тупэ его опередил. Согнувшись пополам и рухнув на колени, гном изверг из желудка все съеденное за ужин.

— Перебрал, — проскрипел он. — Неудивительно, что и святое лицо копыта отбросило. Пойло у Райзора забористое оказалось. Я, кстати, сортир искал. Ты не видел? Хотя… зачем он теперь нужен?

— Да, точно! — пожалуй, слишком радостно отозвался Кай. — Весь лес в твоем распоряжении. А грандир пьяный сюда пришел и сразу отрубился. Что с ним делать теперь — не понимаю.