Теперь успех плана Пилсудского по освобождению Царства Польского от русского господства зависел только от одного: найдет ли он поддержку у польских подданных династии Романовых, откликнутся ли они на призыв к оружию и вольются ли в массовом порядке в ряды повстанческой армии. 6 августа 1914 года для Пилсудского во всей своей полноте встал гамлетовский вопрос: «Быть или не быть?»

По приказу Пилсудского 1-я кадровая рота была поднята по тревоге в три часа ночи. Стрелки быстро построились и спустя полчаса пешим порядком двинулись в направлении лежавшего по русской стороне границы Мехова. По пути они повалили русские пограничные столбы. Этот жест имел некое символическое значение, но был совершенно неуместен, если они собирались восстанавливать польскую государственность на территории Царства Польского. Но кто же в такой исторический момент руководствуется логикой? В приказе, изданном по случаю первой годовщины выхода стрелков на фронт, Пилсудский, имевший склонность к патетике, определил это событие как судьбоносное в истории польского народа. Он подчеркнул, что в момент, когда на бой вставал весь мир, когда «на живом теле нашей родины собирались мечами вырубать новые границы государств и народов», он не мог позволить, чтобы это происходило без поляков, чтобы «на весах судеб... на которые были брошены мечи, не было польской сабли»[121].

Несмотря на огромную литературу, посвященную значимости выхода 1-й кадровой роты на фронт, на самом деле это была не более чем демонстрация, рассчитанная на пропагандистский эффект. Дойдя без единого столкновения с русскими войсками до Мехова, расположенного примерно в 40 километрах от Кракова, рота расположилась здесь на постой. 7 августа к ней присоединились еще 450 стрелков из Кракова, получившие оружие в Кшешовицах. 9 августа эта группа из 600 стрелков выступила в направлении города Кельце, расположенного примерно в 80 километрах от Мехова.

Проводив 1-ю кадровую роту на фронт, Пилсудский остался в Кракове. Сделал он это не только для того, чтобы контролировать формирование других подразделений стрелков. Даже вступив на стезю военной службы, Пилсудский до мозга костей оставался политиком, прекрасно отдавая себе отчет в том, что сражения выигрывают военные, а войны – политики. Все действия Главного коменданта стрелков, начиная с 6 августа 1914 года, показывают, что он счел галицийский период в своей биографии уже завершенным или почти завершенным. Его право командовать стрелками было подтверждено австрийцами, от них же он получал теперь оружие и патроны.

Это был его несомненный успех, но далеко не полный. Для окончательного успеха плана необходимо было общенациональное восстание в Царстве Польском, на которое он мог рассчитывать только в том случае, если бы его стрелки представляли собой вооруженное крыло некоего общенационального политического движения. Как уже говорилось ранее, попытки Пилсудского объединить большинство польских политических партий вокруг своего плана решения вопроса о судьбе Царства Польского не удались. Поэтому в общественном восприятии Комиссия конфедерированных партий оставалась блоком левых партий радикального толка. Продолжать признавать комиссию в качестве политического патрона стрелков значило заранее обречь их на ту же не очень популярную в обществе роль, которую в годы революции 1905 – 1907 годов играла боевая организация ППС. Одним словом, еще недавно столь близкая сердцу Пилсудского комиссия становилась помехой для его дальнейшей деятельности на территории русской Польши. Но просто так порвать с комиссией он не мог хотя бы потому, что ее стержнем была ППС, одним из руководителей которой он все еще оставался.

И Пилсудский применил ход, который, как ему казалось, освобождал его от балласта Комиссии конфедерированных партий и одновременно обеспечивал неограниченную свободу дальнейших политических шагов. Принимая во внимание, что о своем решении он известил членов комиссии 6 августа 1914 года, можно полагать, что оно созрело у него раньше, скорее всего в конце июля – начале августа. На заседании комиссии Пилсудский огорошил собравшихся известием о том, что в Варшаве 3 августа создано Национальное правительство, которое потребовало, чтобы Главная комендатура ему подчинилась. Зная людей, создавших правительство, он согласился с этим требованием. Теперь на повестке дня соревнование с пруссаками за право первыми войти в Варшаву. Вторым пунктом его заявления стало требование, чтобы комиссия признала этот fait accompli (свершившийся факт).

Членам ККП-СН не оставалось ничего иного, кроме как согласиться с Пилсудским, но при этом постараться сохранить лицо. Они единогласно признали его право принимать любые решения в военной области, заявив, правда, что продолжают оставаться на посту и готовы как можно скорее установить связь с Национальным правительством. Было также поддержано предложение Пилсудского в течение трех дней не разглашать содержание заседания.

Вполне закономерен вопрос, зачем Пилсудский попросил членов комиссии хранить молчание. Сам он на эту тему не высказывался, не задавались этим вопросом и его биографы. Не исключено, что будущий маршал мог опасаться оценки австрийцами не согласованной с ними политической акции как попытки дистанцироваться от них и играть самостоятельную роль. А это грозило большими неприятностями – прекращением формирования и отправки на фронт стрелковых подразделений, а также срывом начатой по распоряжению Пилсудского акции создания военных комиссариатов Национального правительства на местах. Именно так можно интерпретировать его сообщение в штаб оперативной группы Куммера от 9 августа 1914 года о мотивах, которыми он руководствовался в своих действиях. Текст столь красноречив, что заслуживает пространного цитирования: «Для придания моей организационной деятельности политического характера я решил известить, что в Варшаве возникло Национальное правительство, назначившее меня Главным комендантом польских добровольческих отрядов. Тем самым я создал политическую базу, которая облегчит мне мою организационную деятельность в сфере гражданской организации и использование края (Царства Польского. – Г.М.) во всех моих начинаниях. От имени этого правительства я намереваюсь распустить все ненадежные локальные организации и заменить их новыми, состоящими из верных людей, назначенных мной или моими делегатами. Я убежден, что таким образом я облегчу будущую организационную деятельность австрийской армии и выполню ту часть задания, которая мне поручена»[122].

Из этого сообщения можно было сделать только один вывод: все политические действия Пилсудского между 6 и 9 августа служили исключительно интересам воюющей монархии Габсбургов. Кроме того, нужно было время, чтобы составить, отпечатать и распространить воззвание этого мифического правительства. На состоявшемся сразу же после заседания комиссии на квартире В. Славека совещании ближайших соратников Пилсудский поручил написать текст воззвания и изготовить печать с орлом и надписью «Национальное правительство». Воззвание подготовил Л. Василевский, а печать перочинным ножом вырезал из мягкого камня Станислав Седдецкий – в независимой Польше сенатор.