Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Здесь. Кто там стучал?
— Лёшка, конечно! Кто же ещё? Волновался, куда это я пропала с сабантуя. Я сказала, что у меня всё в порядке, и он ушёл. А что это у тебя голос такой странный?
— В каком смысле?
— Будто ты куда-то бегал и никак не можешь отдышаться?
— И часто этот Лёшка ломится к тебе по ночам?
— Какое это имеет значение сейчас? Неужели ты ревнуешь к прошлому?
— Если б мы с тобой сейчас сидели рядом, глаза в глаза, я бы сказал «нет». Чтобы выглядеть «настоящим мужиком». Но расстояние и телефон помогают мне говорить правду: да, я ревную тебя к прошлому! Мысль, что тот же бугай Лёшка может запросто приходить к тебе ночью, просто сводит меня с ума.
— Так вот почему ты пыхтишь! — Лена рассмеялась. — Лучше уйми свою ревность и успокойся. Да, иногда Лёшка приходит ко мне сюда, в СЭС, и мы просто пьём кофе и разговариваем.
— Ты не обязана мне ничего объяснять! — Лидин сам почувствовал, как фальшиво звучит его протест. — Ревновать к прошлому действительно глупо.
Лена удручённо вздохнула.
— Помнишь, ты рассказывал мне о девочке, над которой вы издевались всем классом?
— Конечно.
— Так вот, я тоже была такой же мишенью для насмешек и издевательств. Только в отличие от вашей «принцессы», я была скорее «гадким утёнком». И возраст был такой же — пятый класс.
— Ты была гадким утёнком? Не может быть!
— Не перебивай! Мне и так нелегко это рассказывать.
— Извини, больше не буду.
— Тогда умерла моя бабушка, и папа с мамой решили продать её дом в деревне и обменять нашу однокомнатную развалюху на окраине на двухкомнатную квартиру в центре. С доплатой, конечно. Мы переехали, и, соответственно, я перешла в другую школу, а там, как оказалось, учились детки нашей провинциальной элиты. И верховодила этой избалованной наглой сворой дочка мэра.
Я, конечно, не могла себе позволить такие наряды и украшения, как они. Меня не возили в школу на автомобиле, учителя не ходили передо мной на цыпочках, но я училась на пятёрки и четвёрки, не платя учителям за это ни копейки! Это было единственное, в чём я явно и недвусмысленно превосходила этих чванливых «сверхчеловеков». И, разумеется, они не могли мне этого простить. Так я стала мишенью, в которую каждый мой одноклассник хотел непременно попасть какой-нибудь непристойной шуточкой или гадостью.
Нет, вру — не каждый. Был один мальчик, который решительно стал на мою защиту. Он, как и я, не был ни из числа «золотой молодёжи», ни из клики их прихлебателей. Его родители были обычными инженерами на швейной фабрике. Мой неожиданный защитник был маленьким, тощим, я бы даже сказала, чахлым подростком, страдающим «грудной жабой». При малейшем волнении он начинал задыхаться и пшикать себе в рот лекарство из какого-то баллончика. От уроков физкультуры его, естественно, освободили, и до моего появления в этом классе именно он являлся объектом насмешек.
В любом коллективе всегда имеется человек, над которым постоянно насмехаются и даже издеваются окружающие. Этот мальчик, как я потом узнала, совершенно спокойно сносил шуточки в свой адрес. Он просто презирал всю эту избалованную родителями и учителями компанию и не считал нужным реагировать на их выпады. Но вот издевательств надо мною он стерпеть не смог и смело выступил на мою защиту.
Его били, он падал, задыхаясь в приступах удушья и захлёбываясь собственной кровью, но тут же вскакивал и вновь бросался в драку на превосходящих его и физически, и количественно врагов. Его слабые кулачки не могли причинить мальчишкам особого вреда, но ярость атак, абсолютное бесстрашие и игнорирование собственных ран производили на них сильное впечатление, а потому с каждым разом количество охотников вступать в драку с «бешеным припадочным», как его стали называть, становилось всё меньше.
Мой неожиданный защитник к удивлению родителей и окружающих начал ходить в клуб «Арнольд», где «тягали железо» наши местные мини-шварценеггеры и бандиты. И там, в этом клубе накачанных здоровяков, над ним почему-то никто не смеялся и тем более не издевался. Он стал там этаким «сыном полка». Когда у парня начинался приступ удушья, безжалостные бандюки бережно брали его на руки и относили на брошенный в один из углов специально для него матрас и совали в руку флакон с лекарством.
Это неожиданное увлечение и сопутствующие ему знакомства с теневой властной силой нашего городка окончательно пресекли любые попытки «золотой клики» устраивать избиения моего стойкого защитника. А к выпускным экзаменам с ним и так мало кто посмел бы вступить в драку, потому что из вечно задыхавшегося хилого мальчика он превратился в этакого накачанного могучего мужичка, забывшего о лекарствах. И когда я поехала в Коломну поступать в педагогический институт, он отправился за мной. Только я учусь на филфаке, а он на физвосе — физкультурном.
— Я догадался, о ком ты мне рассказала.
— Да, это Лёшка. Он по-прежнему меня опекает и защищает.
— Нет, не по-прежнему: он тебя любит.
— До встречи с тобой мне казалось, что и я люблю его…
— Может, у тебя это была не любовь, а просто благодарность…
— Нет! Ты ошибаешься. Лёшка был для меня как верный рыцарь из средневековых романов, как прекрасный принц из девичьей мечты: явился на белом коне и спас меня от чудовища. Он был (и есть!) самым смелым, самым верным, самым, самым, самым! Разве можно в такого не влюбиться?
— Влюбиться, конечно, можно. Но влюблённость и любовь далеко не одно и то же.
— Я это поняла сегодня. Вы с Лёшкой совершенно не похожи. Ни в чём. И с ним, и с тобой я пошла бы на край земли. Но с ним — чтобы он защищал меня от любых невзгод, а с тобой — чтобы я защищала тебя…
— Ну, спасибо! Не знал, что мне требуется защита…
— Не притворяйся, что ты меня не понял. Или ты шифруешься? У тебя кто-то есть?
— Есть. Аквариум с рыбками. Ещё имеются жена и дочь —