хотелось, чтобы она смотрела на него по-другому. Даже сейчас, когда он рассказал совсем немного, она порой поглядывала на него с жалостью. У него нет времени на ее сострадание. Оно лишает сил, а слабость никак не вписывается в стоявший перед ним сейчас выбор. Слишком давно он дал сам себе слово никогда больше не становиться беззащитным, и ему теперь приходится постоянно доказывать свою полную неуязвимость. Это правда, что он в далеком прошлом поджег социального работника, он сделал бы то же самое и сегодня. Тот мерзавец был не единственным, кого Дин убил.

Он не рассказал Имоджен о другом человеке, о мужчине, которого убил без малейшего сожаления. Каждую ночь в колонии для несовершеннолетних преступников Дину снилось, как он прикончит его. В восемнадцать лет выйдя на свободу, он знал только имя: Грэм. Воспоминания о датах, фамилиях и домах слились в запутанный клубок, но забыть это лица Дин не смог бы никогда. Потребовалось время и терпение, но он нашел его. Того самого. Приходившего к Дину посреди ночи в третьем по счету семейном приюте. Тип прикладывал ладонь к его рту, тяжело и смрадно дышал в ухо. Именно лицо Грэма являлось потом в ночных кошмарах, но, когда будучи двадцатилетним парнем Дин разыскал его, он оказался ниже ростом, чем хранила память, и не таким уж страшным с виду. Только Дин знал, какой зверь сидит у него внутри. Он своими глазами видел этого монстра.

Почти полжизни назад, как сейчас казалось, Дин увидел Грэма в переполненном баре у стойки и занял соседний высокий стул. Прошло несколько секунд, и лицо монстра исказилось узнаванием – они разделяли между собой нечто секретное и извращенное, и как бы Дину ни хотелось отречься от этого общего, их души навсегда оказались связаны. Дин понимал, что теперь он сильнее. Он больше не был жертвой, ничего не боялся. Он сидел рядом с Грэмом и пил, давая подонку пережить несколько часов страха, предоставляя возможность гадать, что случится, как только он выйдет из бара. Он позволил ему сполна познать предчувствие ужаса, когда не знаешь, какие жуткие последствия может принести остаток дня. Именно тогда Дин понял, как легко будет совершить это убийство. Ничуть не похожее на первое, когда он, повинуясь яростному импульсу, поджег человека. Теперь он был готов к хладнокровной расправе. Дин проследил за Грэмом, убедился, что их никто не видит, и положил пальцы на его горло. Близость даже показалась знакомой, но только теперь контролировал ситуацию Дин. Руки его касались чужого тела, пальцы сомкнулись. Он смотрел прямо в исполненные ужаса глаза Грэма, пока их свет не потух.

После убийства Грэма у Дина пропали кошмары. Он даже не вспоминал о нем.

Но теперь, после просмотра видеозаписи, сделанной тринадцатого июля, и выяснения подробностей расследования, которое вела Имоджен, он вспомнил о братьях и сестрах, бывших у него в детстве. О хороших детях и о дурных, выбравших путь насилия в стремлении избежать участи жертв. Дин подумал о мужчинах и женщинах, использовавших детей для развлечения, и понял, что не может просто так все оставить. Сейчас ему даже сбежать некуда. Может, сказывалось влияние Имоджен, но он хотел разыскать виновных и навсегда избавить от них общество.

Глава 44

По пути в камеру после ужина Гэбриел заметил Джонсона, в одиночестве стоявшего у поста охранников. Хайд в это время разбирался с небольшой ссорой, вспыхнувшей у душевой. Гэбриел оглянулся, выискивая глазами Ашера, но не увидел его. Тогда он решил воспользоваться возможностью поговорить с Джонсоном наедине.

– Что у Ашера есть на тебя? – спросил он надзирателя.

– Ты о чем? – Джонсона явно шокировала такая прямота.

– Я же не слепой, Джонсон, и понимаю, что у него есть рычаг давления на тебя. Расскажи какой.

– Оставь такие разговоры. Не лезь куда не надо, или навлечешь беду на свою голову. – Надзиратель нервно осмотрелся вокруг.

– От кого?

– Ашер здесь под защитой.

– Под твоей?

Джонсон снова огляделся, убедился, что их никто не может подслушать, и ответил:

– Да, под моей.

Гэбриел так ничего и не понял. Насколько он мог судить об отношениях Ашера и Джонсона, охраннику заключенный отнюдь не нравился. Должна существовать причина, по которой он позволяет собой манипулировать.

– Ты же ненавидишь его. Так зачем защищаешь? Он угрожает кому-то за стенами тюрьмы?

– Что ты знаешь об этом? – спросил Джонсон с подозрением.

– К моей девушке заходил его брат. Его надо остановить.

– Что же, у меня есть жена и детишки. А ты не понимаешь, с кем имеешь дело.

– А мне плевать. Я не собираюсь играть в его игры.

– Многие говорили так же. Ты не первый, кто пытается остановить его, – откровенно предостерег Джонсон.

– Да он же карлик, полное ничтожество!

– Но он обладает властью на воле, Гэбриел. Не знаю, какая именно, но она у него есть.

– Что он принуждает тебя делать?

– Ничего особенного. Ничего… Связанного с сексом.

– Хорошо, но он все же принуждает тебя. К чему?

Гэбриел тоже еще раз осмотрелся, чтобы убедиться, что за ними не наблюдают. Он знал, что Ашер непременно узнает, если кто-то обратит внимание на их тихий разговор с Джонсоном. Казалось, что все вокруг сосредоточены на своих делах.

– К чему стремится каждый в тюрьме? К власти. А каким образом она здесь приобретается?

– Не знаю.

Джонсон вновь огляделся, склонился к Гэбриелу и прошептал:

– Наркота.

– Значит, ты проносишь ему наркотики?

– У меня нет выбора. Он угрожал моей семье. Мне прислали фотографии жены в супермаркете, снимки моих детей в школе.

– Почему ты не обратился в полицию?

– Потому что, если они что-то предпримут, один из моих малышей умрет. У Ашера связи на свободе с очень страшными людьми.

Гэбриел заметил, как Сол вышел из своей двери и направился к его камере. Он тут же отошел от Джонсона, но продолжал держаться на дистанции, позволяющей поддерживать разговор.

– Что же, я собираюсь разобраться с Ашером. Не позволю ему больше безнаказанно творить мерзости, будь он проклят. Можешь либо мне помочь, либо не мешать.

– Мне придется ему рассказать. У тебя все равно ничего не выйдет.

– Я уже начал, Джонсон, а потому тебе лучше присоединиться ко мне. А если донесешь ему, я совру, что это твоя идея.

– Значит, теперь еще и ты взялся мне угрожать? Чем ты тогда лучше него?

– Я не могу позволить себе роскошь быть лучше него. Это меня сейчас меньше всего колышет.

Гэбриел вернулся в камеру, готовый к общему закрытию дверей. Джонсон избегал встречаться