— Я, — ответила она. — Мне нравятся мои друзья, мне нравится моя работа, мне нравится место, где я нахожусь, и нравятся люди, с которыми я живу.

— Нет, тебе нужно любить кого-то, чтобы быть счастливой. Я вот не влюблен, — сообщил я ей.

— Я не знаю, правда ли это, — проговорила она. И тут последовало. — А ты в своем роде ум

НЕТ НЕТНЕТНЕТНЕТНЕТНЕТТТТТТТ

Мой мозг непреднамеренно заполонило громкое эхо, в моем ухе раздался звенящий шум, заглушивший ее слова.

— Извини, немного чего? — спросил я.

— Умненький. Ты думаешь, что знаешь все ответы.

Умненький. Шикарное определение Умника.

Мы дули весь день, а потом я пошел с ней и несколькими ее приятелями в Ministry of Sound. Прекрасная ночь, отличные вибрации, превосходный звук, клевое экстази, приятные люди. Весь следующий день мы отдыхали и расслаблялись. Я молился, чтобы Симми угодил в какую-нибудь дорожно-транспортную аварию. Позже тем воскресным вечером я решился держать ответ за свое отсутствие. Я не стал откладывать разборку в долгий ящик.

— Где ты шлялся, здоровяк? Наша компания недостаточно хороша для тебя? Тебе ничего не обломится от этой маленькой арабской бляди, скажу я тебе по дружбе.

Я получил от нее за несколько часов больше, чем от него за два месяца. Просто когда ты думаешь, что все пошло псу под хвост, появляется кто-то, типа Назним, и ты думаешь, что этот мир, невзирая ни на что, не так уж плох. Что касается Симми, то что же я делаю, дыша тем же протухшим воздухом, что и этот хуй?

Пришло время возвращаться обратно на дорогу. В понедельник я купил автобусный билет в один конец до Эдинбурга. Во вторник я им воспользовался. В любом случае на носу уже было Рождество. Я, возможно, вернусь сюда после Нового Года. Возможно.

Насколько я могу вспомнить, наша антипатия к Слепаку булькала как в котле так долго, что она выплеснулась через край, как только мы нарушили наше общее табу по ее воплощению в жизнь. Это табу было довольно мощным. Помимо прочего, тебе ведь полагается сопереживать и, наверное, давать огромную социальную скидку человеку с таким ужасным недугом. Судьба жестока к некоторым людям; и от тебя, как от человеческого существа, ожидается получение компенсации. Случайность природы этого недуга причиняет страдание; и к такому человеку относятся с почти религиозным участием. Или, по крайней мере, должны так относиться.

Это отношение, тем не менее, управляется страхом и уверенностью в своей правоте. На первый взгляд, лицемерие людей способно проявиться в высокомерной снисходительности и великодушной доброжелательности или даже в чем-то стоящем, потому что люди извлекают большую выгоду, обращаясь с подобными Слепаку, в абсолютно такой же манере, как они обращаются со всеми остальными. Здесь присутствует и страх: наряду с самым примитивным страхом перед всемогущей силой, поражающей нас за плохое поведение, есть и более изощренный ужас. Согласно ему, мы идем на жертву, определяя подходящее поведение по отношению к индивиду в подобных обстоятельствах, и, если сходная судьба выпадет на нашу долю, то тогда мы будем ждать такого же пристойного отношения.

Впрочем, слепота еще не делает тебя хорошим человеком. Ты можешь оказаться таким же мудаком, как и любой зрячий говнюк. Иногда даже больше, чем мудак. Как Слепак, помесь слепого и мудака.

Нарушение табу случилось во время оприходования четвертой пинты в Сэнди Беллз. Оно разлетелось вдребезги. Мы материли на чем свет стоит людей, которых терпеть не могли, и Рокси, в конце концов, перевел дыхание и взглянул на меня поверх серебряной оправы своих очков.

— Признаюсь, что есть один чувак, которого я вообще, блядь, терпеть не могу. Тот слепой мудак, который пьет в Пауке. Говорю тебе, он чертовски надоедлив и зануден!

Я нервно расплескал свое пиво. Холод на мгновение накатил на меня, но его быстро заменило восхитительное ощущение освобождения. Слепак.

— Этот урод тоже действует мне на нервы, — согласился я.

В последующий вечер в пятницу, я, Рокси и КУРС сидели и пыхали в квартире Сидни. Вечер был ублюдочный: обледенелые дороги, сильный штормовой ветер, причинивший так много ущерба, и вьюга, поднимавшаяся время от времени. В такой вечер надо сидеть дома; но, поскольку это была пятница, то не выйти в город было совершенно невозможно. Закончив пыхать, мы бросили вызов стихии и поломились вверх по Моррисон Стрит в паб.

— Проклятая непогода, — сказал КУРС, когда мы влетели в пивняк, дрожа и стряхивая снег с наших пальто и ботинок.

— Совершенно жуткая, старый, — поддакнул Сидни.

«Большой» Элли Монкриф сидел у стойки, решая кроссворд Evening News. Я было пошел к нему, но тут увидел перекошенное лицо Слепака, высунувшееся из-за спины этой огромной скотины. Я застыл на месте, услышав пронзительный, истеричный голос Слепака:

— ПОПРАВКА! ХАРТ ОФ МИДЛОФИАН, ФУТБОЛЬНЫЙ КЛУБ ПРЕМЬЕР-ЛИГИ, КАК ОНИ ОФИЦИАЛЬНО НАЗЫВАЮТСЯ В СПРАВОЧНИКЕ!

Бармен Бобби за стойкой поглядел на Слепака так, словно хотел порвать ему пасть. «Большой» Монкриф снисходительно улыбнулся, затем заметил нас.

— Ребята! А вы как здесь очутились?

Так что мы были вынуждены составить компанию Элли Монкрифу, а, поскольку Слепак спонсировался большим ублюдком, то его вызывающая лицевая вагина тоже оказалась рядом.

Нам пришлось терпеть педантичное занудство Слепака большую часть вечера. Это не беспокоило Сидни или КУРСА, они оба были по-настоящему обкурены, но вот во мне и в Рокси еще клубился настоящий пар ненависти и отвращения к этой скотине, прорвавшийся в Сэнди Беллз прошлым вечером, и Слепак быстро реактивировал их.

Развязка наступила, когда КУРС, Рокси и «Большой» Монкриф обсуждали какую-то программу о возрождении семидесятых, недавно показанную по телевизору.

— Чтобы там не говорили, это классический клип, — с энтузиазмом говорил Рокси, — классика Рокси Мьюзик с альбома Whistle Test.

Последовало несколько кивков, но я подумал: «Ну, только Рокси мог сказать такое, будучи фриком, помешанным на Рокси Мьюзик».

— ПОПРАВКА! — проревел Слепак, педантично ткнув пальцем в воздух. — СТАРЫЙ «GREY WHISTLE TEST», ЧТОБЫ БЫТЬ ТОЧНЫМ.

После его заявления я и Рокси устранились от общения в этой компании, сказав в оправдание, что мы хотим поговорить с Кейтом Фалконером, сидевшим на другом конце стойки. Мы трепались с Кейтом около часа. Когда он собрался уходить, мы еще поговорили с парой незнакомых нам чуваков — все лучше, чем возвращаться обратно и сидеть рядом с остальными.

Прошло еще немного времени и КУРС взмахнул рукой и подмигнул мне, когда они с Сидни побрели мимо нас к дверям в уличный снег. Прозвучал последний гонг. Позже Большой Монкриф, несомненно пьяный в дым, ушел не прощаясь, спокойно и стоически исчезнув в метели. У стойки остался один Слепак.