– А как у тебя с Андреем? – Вопрос Женюлика вытащил меня из забытья.

– Все кончено. И не надо расспросов. Ладно? Слышь, Женюлик, у тебя нельзя занять пять тысяч долларов? На год или полтора.

– Что за вопрос? Конечно. Отдашь, когда сможешь. В последнее время дверной бизнес процветает. Хочешь, дам десять… Могу больше.

С Женюликом мы проехали до банка, где он вручил мне конверт с деньгами и повторил приглашение на свадьбу. Еще раз пожелав ему счастья в браке, я пошла все в тот же «Шемрок». В «Шемроке» все было по-старому. Все тот же старый добрый и не предающий «Джонни Уокер» черный. Кто-то хлопнул меня сзади по спине. Я обернулась и с удивлением увидела своего стоматолога. Он был пьян – не просто пьян, а пьян, как стоматолог.

– Хай! Прикинь, гляжу, ты здесь!

– А где же мне быть? Знаешь же, что это мое любимое местечко.

– Я знаешь что? – Он икнул и обдал меня запахом, по-моему, еще позавчерашнего перегара. – Я тут тебе звонил, звонил и звонил…

– И что? – Мне было безразлично, по какому поводу он названивал.

– Я женюсь! Вот!

О господи! Их прорвало, что ли, всех? Мой бывший расписывал достоинства своей будущей жены, кстати тоже врача – протезиста, и я позабавилась, представив их совместное бытие. Купят себе домой креслице стоматологическое и будут заниматься в нем любовью. Неудобно, но зато дети однозначно получатся со здоровыми зубами.

Домой, а вернее, к бабуле я попала в двенадцать, с трудом отделавшись от бывшего и его рассказов. Дверь мне открыл очумелый братец.

– Ты где болтаешься, Лошарик? Надо поговорить!

– Владик, душка! Уйди с дороги и дай добраться до любой горизонтали, – попробовала воззвать я к его родственным чувствам, но он затащил меня в ванную, закрыл дверь и заорал шепотом:

– Систер, блин! Ты там таскаешься по кабакам, а я потерял девственность.

Я сползла по стенке и уселась на корзину с грязным бельем.

– Что? Что ты там потерял? – Я надеялась, что не расслышала.

– Девственность. Ну, короче, я уже не мальчик, – в голосе братца слышались интонации нагловатого и похабного шотландского сеттера.

– И как? – только и хватило сил спросить.

– Ну так… Вроде ничего! Хочешь, расскажу?

– Не надо подробностей. Как-нибудь обойдусь без тинейджерских сексуальных переживаний, – остановила я грозящий вывалиться наружу поток впечатлений.

Я вдруг не по делу вспомнила, как мой трехлетний братец накрасил свою мордашку моей помадой и вылез на балкон, и как мы ходили покупать маме цветы на день рождения, а он заснул по дороге, и я перла его уже двадцатикилограммовую тушку и букет роз целых полчаса, и как потом полдня тряслись руки. Я вспомнила, как я вела его в первый класс и как он шлепнулся в единственную во всем городе лужу и ревел до тех пор, пока мы его не переодели. Я вспомнила, как я потащила его в «Пиццу – Хат», ту, что на Тверской, предварительно дав ему долларов пятьдесят, и как он самостоятельно делал заказ, расплачивался и кокетничал с официанткой, и как у него не хватило, и я передавала ему деньги под столом. Я зарылась в грязное белье и предалась воспоминаниям, но тут меня посетила мыслишка, и я оторвалась от приятного времяпрепровождения.

– Братец. Я за тебя, естественно, рада. Но, как твоей единокровной сестре, мне хотелось бы напомнить, что на дворе двадцать первый век, и по этому двору ходят разные заболевания. И к тому же я еще слишком неподготовлена, чтобы стать милой тетей какому-нибудь обкаканному типу.

– Ха! За лохов держишь, Хлорка! – Братец вытащил из кармана пачку презервативов и помахал ими у меня перед носом.

Я успокоилась. Реклама на ТВ иногда грамотно делает свое дело.

– Ну что ж, братец. Большому кораблю – большое плавание. С почином! А теперь, мой взрослый и опытный дружок, я иду баиньки. Завтра рано не будите. На работу тронусь около часа. Ясно?

– Сладурка, – бабуля поймала меня уже на пороге завала в сон, – тут все звонила Анжелика какая-то, оставила телефон. Ты уж ей перезвони, внука. Очень она переживала, – бабуля положила передо мной бумажку с накарябанными цифрами.

Я пригляделась. Ха! Андреев номер, номер, который я знала как «Отче наш».

– Не знаю никаких Анжелик, и телефон какой-то совсем не знакомый… Ошиблись, наверное.

Бабуля недоверчиво помотала лысинкой и укрыла меня одеялом. Пока она читала надо мной какую-то молитву, я заснула. Снились черти. Много. Все с хвостами. На хвостах были надеты презервативы (видимо, для красоты). А еще снился Андрей. Он толкал меня в плечо и шипел: «Все кончено». За его спиной виднелось кресло стоматолога и еще много чего.

«Прекрасная белокурая девушка… Ее восхитительный синеглазый возлюбленный… Алые розы в саду… Бокал французского шампанского в тонкой, бледной руке… Я люблю тебя… Я не могу жить без тебя… Его страстные губы скользили… Она стояла у мраморной колонны… Все кончено… Все кончено… Все кончено…»

Он все-таки наступил. Вторник. Наступил, такой яркий и веселый. Такой жаркий и по-настоящему летний. В стекло билось солнце, и я, распахнув окно, с наслаждением вдохнула в себя московский пыльный июль.

– Привет, вторник, – сказала я, потянувшись. – Рада, что ты пришел, и буду еще больше рада, когда ты уйдешь.

– С кем это ты говоришь? – Бабуля заглянула ко мне.

– Сама с собой.

– Смотри, а то умок проглотишь, и так-то не особо он у тебя… – обнадежила меня бабуля.

– Бабуля, снились черти, мужики и еще много дерьма в коробочках.

– К деньгам, к деньгам, – бабуля копошилась на балконе, раздавая голубям корм.

– Что бы такое на себя надеть? – Я пересмотрела гардероб, но ничего приличествующего случаю не обнаружила.

– Бабуля, тут Женя приносила мне сумку, куда ты ее дела? – своевременно спохватилась я.

– Женя не заходила, заходил ее брат. Посмотри под диваном.

Хитроумный Женюлик прикинулся собственным братом, сообразила я. Вытащив из-под дивана чемодан размером с книжный шкаф, я начала копаться в вещах. Ээх, Женюлик! Столько денег угрохать на туалеты, и все напрасно… Я увидела этот очень белый и очень шелковый костюм от Лагерфельда и присвистнула. То что надо!

Закутав себя в шелка и сделав макияж по последним рекомендациям журналов мод (благо журналы и набор косметики лежали на дне чемодана), я подошла к зеркалу.

– Что ж, для финальной сцены совсем не худо. Время раздавать автографы пришло.

– Красавица ты моя, – запричитала бабуля. – Такую красавицу надо во дворцах выставлять. На педерастах (это она «пьедестал» хотела сказать). Только вот юбчонку бы подлиннее (в каждой бочке меда…).