Рождественский день, казалось, тянулся целый месяц. Сандра сидела на краешке стула и перебирала браслет с подвесками.

– Давай, Руби. Дай я тебя накрашу. Это будет так весело: попрактиковаться на тебе в гламуре, – наконец сказала она.

– Что-то не хочется, – ответила я, думая, насколько опасными могут оказаться наши приятельские отношения.

– Ну ладно тебе. Пожалуйста, заняться-то все равно нечем.

Она не отставала, пока я, наконец, не вздохнула и не сказала «да». Мне ее было немножко жалко, я ничего не могла с собой поделать. Волосы у нее были яркие, золотистые, но кожа рыхлая, и нос тоже. Я понимала, что эта вспышка юной привлекательности продлится недолго, а потом с ее лицом случится то же, что и с ее грудью. Руки у нее, правда, были красивые, белые, мягкие, и пальцы к кончикам сужались. Я подумала: если будешь надевать резиновые перчатки, прежде чем лезть в воду, красоты рук у тебя никто не отнимет.

Она принесла коробку и открыла ее, выдвинув боковые ящички, полные карандашей и тюбиков. Я невольно разволновалась от того, что меня сейчас по-настоящему накрасят, и уселась за кухонный стол, повязав на шею полотенце, чтобы защитить джемпер.

– Дай я посмотрю, – сказала я, когда она трудилась над моими глазами, накладывая вокруг них что-то голубое с блестками из баночки.

– Нет, пока нельзя. Подожди, пока я закончу, тогда сможешь оценить преображение.

Я подумала: неужели она и с клиентами так говорит – так сурово; но подчинилась, потому что хотела увидеть, о каком таком преображении она бубнит.

– Все, – наконец сказала она, снимая с меня полотенце. – Теперь можешь посмотреть.

И поднесла мне зеркало в розовой пластмассовой рамке. Когда в нем возникло мое лицо, я невольно произнесла:

– О господи.

– Не нравится?

– На меня совсем не похоже.

Все было еще хуже. Она попыталась скрыть мое пятно. Положила поверх него толстый слой бежевого тона, но оно все равно просвечивало, только теперь было бледным, голубовато-лиловым, и казалось, что левая половина моего лица в тени. Тут я осознала нечто, глубоко меня поразившее: мне стало не хватать пятна, когда она его закрасила. Голубые тени и яркая розовая помада смотрелись по-клоунски.

– Я сейчас все смою, – сказала я.

– Нет, не смывай, я так долго трудилась. Оставь хотя бы, пока твой папа не увидит. Ты похожа на эту девушку из «Аббы», как ее зовут, или на модель.

Она вздохнула.

– Я бы хотела стать моделью, – произнесла она. – Когда-нибудь.

Я не знала, что ответить. С таким круглым лицом у нее, на мой взгляд, было столько же шансов стать моделью, что и у меня.

– Как думаешь, – спросила она, – попытаться мне пойти в модели?

– Может быть, ты можешь стать моделью для съемки рук. Кто-то же снимается во всех этих рекламах лака для ногтей и крема.

– Я совсем не это имела в виду…

Но когда я, выходя из кухни, обернулась, она стояла, подняв руки к лицу, и внимательно их изучала.

Мик, увидев мой макияж, выдал только:

– Да какого черта она с тобой сделала.

Прежде чем лечь, я вынесла «Алису в Стране чудес» во двор.

– Прощай, – сказала я, бросив книгу в жестяную бочку, в которой Мик сжигал мусор.

Запахло остывшим пеплом. Я постояла принюхиваясь. Запах не казался мне мертвым, он таил в себе обещание: стоит лишь воспламениться – и все резко оживет. Я плеснула керосином из бутылки, найденной в сарае, и бросила спичку. Холодная бочка, нагреваясь, затикала, пламя прокатилось по книге, занялось и стало лизать стенки бочки, пока не закрутилось оборкой у краев. Я увидела, как «Алиса в Стране чудес» мучительно корчится в самом сердце огня.

– Туда тебе и дорога, – заключила я.

Вечером Сандра слонялась по гостиной в обтягивающей мини-юбке, смотрела рождественскую серию сериала и смеялась так, что рот у нее делался как у лошади. Ужас, если учесть, что Барбара умирала в больнице. Поэтому я решила тут же начать поиски документов, которые могли что-то сообщить о моей настоящей семье. Я на цыпочках прокралась в спальню Барбары и Мика, чтобы поискать в глубине шкафа, как предлагал Том, но нашла только груду обуви. Посмотрела на одежду Барбары, всю по моде 60-х. От яркости цветов и узоров стало только хуже, как будто они издевались над хозяйкой. Я сунулась в одежду головой и попыталась учуять запах духов Барбары, оставшийся на ткани.

Снизу послышались голоса – Мик и Сандра ссорились. Сандра кричала, что ей скучно, что она на весь день застряла со мной, и это ее доведет, ей хочется в паб. Потом хлопнула входная дверь, и я осталась в доме одна, с засунутой в шкаф головой.

В рождественский вечер все духи леса собрались снаружи. Я позвонила Тому из прихожей.

– С Рождеством, – сказала я.

– С Рождеством, – ответил Том, и мы оба долго-долго не вешали трубку, слушая дыхание друг друга.

Позднее, когда Мик и Сандра вернулись и мы легли, Сандра опять попыталась вести себя по-дружески.

– Спорим, ты никогда не целовалась, да, Руби? Я тебе расскажу пару приемчиков, если вдруг придется.

– Да заткнись ты, – ответила я.

Я говорила, как Криспин, Элизабет и Том, словно нахваталась от них их уверенности.

В комнате повисла обиженная тишина.

– Знаешь, совсем не обязательно так грубить, – наконец сказала Сандра.

Я вспомнила поцелуй Тома. Каким сладким и настоящим он для меня был. Нам не нужны были приемчики; мы целовались, как будто всю жизнь это делали.

Под Сандрой скрипели пружины, она вертелась в постели, пытаясь устроиться поудобнее.

– Боже, ну и кровать, – пробормотала она.

Я услышала, как ее голова стукнулась о подушку.

– Ну, думаю, это не навсегда.

– Барбара, – произнесла я очень медленно и подчеркнуто, – еще не умерла.

– Я знаю, – робко ответила Сандра.

Потом она затихла, и я решила, что она уснула.

– Руби, – прошептала она, и я вздрогнула. – А это правда, о чем в школе болтают… что твой папа тебя бьет?

Голос у нее внезапно стал совсем детским.

Я промолчала. Единственными, кому я доверилась, были Том и Элизабет. Меня убивало, что кто-то знает правду. При мысли о том, что об этом болтают в школе, у меня сжалось все внутри.

– Если он хоть раз попробует так со мной, – произнесла Сандра, – я его убью.

Я повернулась к ней.

– Тогда зачем ты вообще с ним, Сандра? – горячо прошептала я.

– Ну он бывает таким романтичным, и еще он сказал, что мы можем уехать из этой дыры. – В ее голосе зазвучало воодушевление. – Я сама не смогла бы, но он обещал, что мы переедем в Лондон.