Джоанна молчала до той минуты, пока брат не поцеловал дам и не собрался уходить.

— Из чистого любопытства, Ричард, — обратилась к нему она. — А что, если Саладин и аль-Адиль примут твое предложение? Как ты тогда поступишь?

Он остановился, взявшись рукой за полог.

— Что-нибудь придумаю, — сказал король с усмешкой и исчез в ночи.

Едва муж ушел, Беренгария тяжело опустилась на постель Джоанны.

— Иногда мне кажется, что Ричард слишком умен для своего же собственного блага, — призналась она. — Я осознаю всю ценность шанса посеять недоверие между Саладином и его братом, но если слух просочится... — От одной мысли молодая королева вздрогнула. — Мне казалось, война с сарацинами должна была быть более... прямолинейной. А получается, что это трясина, отравленная мелким соперничеством, личными амбициями, позорными предательствами. Французы ненавидят Ричарда. Пулены вцепляются друг другу в горло. Ги не способен править, но Ричард поддерживает его по причине своей вражды с французским монархом. Филипп не только пренебрег святой войной, но и скорее всего намеревается, бросая дерзкий вызов Церкви, напасть на владения моего супруга в Нормандии. А Конрад хуже всех, потому как на самом деле намеревается выступить вместе с неверными против собратьев-христиан. Все это так отвратительно!

Джоанна задумалась над тем, была ли она когда-нибудь такой же невинной, как Беренгария, такой же доверчивой к людям и их мотивам. Скорее всего — никогда, пришла она к выводу. Впрочем, сложно научиться наивности в семье, известной как «дьявольское отродье». Сидя рядом с невесткой на кровати, Джоанна размышляла об отце и братьях. Дело не только в Ричарде — все они считали себя самыми умными, способными переиграть любого противника и добиться своего одной только силой воли. И чего достигли? Папа умер один, всеми покинутый, проклиная день, когда появился на свет. Хэл в последние недели жил как настоящий разбойник, грабил церкви для того, чтобы расплатиться с наемниками. Шашни Жоффруа с французским королем дорого обошлись жене и детям, поскольку безвременная его смерть превратила их в пешки в борьбе Бретани с более могущественными соседями. Джонни уже показал, что ему нельзя доверять — предал отца, который так многим ради него пожертвовал. Что до Ричарда, то тот не только унаследовал свою долю анжуйского апломба, но и безрассудство, которое казалось ей чрезвычайно опасным. Что может быть безрассуднее, чем идея заключить брачный союз с принцем неверных? Почему только матушка оказалась способна учиться на собственных ошибках?

— Джоанна, ты выглядишь такой... такой озабоченной. — Беренгария сжала ладонь золовки. — Я понимаю, что ты возмущена этим планом Ричарда. Ему следовало найти иной способ, не впутывать тебя. Даже зная, что он никогда не выдаст тебя за саладинова брата, все равно недопустимо... — Наваррка не закончила фразу, заметив скептическое выражение на лице Джоанны. — Ты ведь не думаешь, что он врет? Я никогда не поверю, что Ричард способен вовлечь тебя в такой безбожный брак, он слишком сильно тебя любит.

— Я знаю, — отозвалась Джоанна. — Я не боялась, что он попробует выдать меня за аль-Адиля против моей воли.

Учти, большинство мужчин слишком готовы принять самопожертвование со стороны женщин ради высокой цели, но мое счастье много значит для брата. Однако ты заблуждаешься, Беренгария, если считаешь, что это всего лишь уловка, назначенная обмануть Саладина и аль-Адиля. Отнесись я к предложению иначе, вырази заинтересованность стать королевой Иерусалимской — а многие женщины хоть за антихриста выйдут, только помани их короной — я бьюсь об заклад, Ричард начал бы рассматривать сей брак более серьезно. Сделай брат вывод, что меня привлекает этот союз, он охотно оформил бы его.

— Я в это не верю, — твердо возразила Беренгария, изо всех сил стараясь заглушить внутренний голос, убеждавший ее, что Джоанна знает Ричарда как никто другой в мире. — Он сказал, это просто стратагема. С чего решила ты иначе?

— С того, что эта уловка слишком хорошо, слишком тщательно продумана. С того, что Ричард уверен: если королевству Иерусалимскому суждено выжить, то только благодаря договоренности с Саладином. С того, что условия достаточно честны, чтобы устроить обе стороны. С того, что он рассматривает сарацин как врагов, но не как исчадий ада, какого мнения придерживается большинство войска. С того, что брат искренне уважает аль-Адиля и считает, возможно, что тот может стать мне хорошим мужем, если отбросить всякие мелочи вроде языческой веры и других жен, естественно.

Улыбка Джоанны была ироничной, но оставалась улыбкой, потому как она начала замечать извращенный юмор во всей этой ситуации. Но ей было очевидно, что невестка этого юмора не видит. Беренгария выглядела такой обескураженной, что Джоанна пожалела о своей откровенности. Но так ли уж плохо, если нимб вокруг головы Ричарда слегка померкнет? Если Беренгария намерена сделаться настоящей анжуйской королевой, ей следует стать реалисткой как в отношении окружающего их мира, так и в отношении мужчины, за которого она вышла.

— Не важно, что сделал бы и чего не сделал Ричард, вырази я согласие обсудить союз, — сказала она, ободряюще похлопав подругу по плечу. — Я не согласна, и это означает конец всему.

Для Беренгарии все оказалось не так просто, и она до рассвета пролежала без сна, разглядывая мужчину, спавшего рядом. Как вообще Ричарду могло прийти в голову предложить столь безбожный брак? Почему он с такой охотой ведет переговоры с басурманами, будто они христианские правители? Как может не видеть, что тем самым навлекает на себя ненужные проблемы? Наваррка никогда не сомневалась, что ее супруг — преданный сын Церкви, но у него бессчетное число врагов, готовых поверить в самое плохое. Много в этих анжуйцах есть такого, чего ей никогда не понять. Сюда входит и Джоанна, которая, подобно Ричарду, находит что-то неподобающе забавное в делах крайне серьезных. Муж пошевелился во сне, и молодая женщина осторожно высвободила длинную прядь, попавшую ему под плечо — она не заплетала волосы на ночь, зная, что ему они нравятся распущенными. Строго напомнив себе, что ей повезло куда больше, чем многим, Беренгария вытянулась на постели и закрыла глаза. Но она продолжала чувствовать тревогу, беспокойство. Вдруг ей стало жутко одиноко, потому как из памяти всплыл голос любимого брата Санчо. «Они не такие как мы, малышка», — предупреждал он ее тогда в Памплоне. И действительно, не такие.

Когда Баха ад-Дин передал предложение Ричарда Салах ад-Дину, тот сразу же согласился, поскольку был уверен, что английский король