По шуршанию тафты Ален, хоть и смотрел в сторону, понял, что женщина приближается к нему. Взглянув на Аморе, он заметил блеск в ее черных глазах.

— Так утешьте! — едва слышно сказала она.

Сначала Алену показалось, что леди Сен-Клер шутит, однако ее взгляд говорил о другом. И тут ему стало понятно, что это своеобразное приглашение не было результатом случайного стечения обстоятельств или сиюминутной прихотью, что еще вчера, когда его в бесчувственном состоянии доставили сюда, эта женщина уже задумала овладеть им. Разве можно было истолковать этот весьма легкомысленный наряд иными причинами?

Она неотрывно глядела на него, и Ален чувствовал, как кровь закипает в нем. Его рот невольно растянулся в улыбке.

— Всегда к вашим услугам, мадам, — пробормотал он в ответ.

Осторожно, едва ли не с опаской, словно страшась, что она вдруг изменит намерение, он обнял ее. Аморе запрокинула назад голову, отдавая себя ему. Когда их уста сомкнулись в поцелуе, Алена молнией пронзило желание. Несомненно, он подсознательно предполагал возможность именно такого исхода нежданной встречи, но мысль о том, что он имеет дело с искушенной в любви, зрелой женщиной, будоражила его, распаляла воображение. Здесь не требовалось утруждать себя раздумьями и укорами в связи с нарушением девственности, уламывая очередную насмерть перепуганную, неопытную глупышку. Аморе Сен-Клер отчетливо сознавала, чего хочет. И ему, Алену Риджуэю, надлежало не разочаровать ее.

Словно стремясь изучить друг друга, они целовались еще очень долго. Ален покрывал поцелуями ее шею, нежные плечи…

— Обожди, — вдруг прошептала она и стала поспешно расстегивать усыпанные бриллиантами пряжки пеньюара.

Осторожно, колеблясь, словно все еще страшась чего-то Ален положил руки ей на плечи и деликатно снял с нее темно-синий пеньюар. Перед ним во всем великолепии открылись ее груди. Ален робко прикоснулся к ним сначала пальцами, а потом и губами.

— Вы — прекраснейшая из всех, кого я когда-либо видел, — сдавленным шепотом признался он. От охватившего его возбуждения Риджуэй едва мог говорить. Происходящее казалось ему сном, и он страшился того, что вот-вот проснется и вновь окунется в жуткую серую явь.

Сначала на пол с шелестом упал пеньюар, за ним тонкая кружевная сорочка. Леди Сен-Клер в несравненной наготе стояла перед ним. Ален с восторгом созерцал открывшееся его восхищенному взору совершенное тело. В фигуре Аморе не было и следа полноты, так ценимой мужчинами, однако Алена это не разочаровало — стройность всегда импонировала ему.

Заключив женщину в объятия, Ален страстно поцеловал ее, ощущая ладонями бархатистую кожу рук, спины, бедер. Из-за высокого роста Риджуэй вынужден был наклоняться. Шумно выдохнув, он взял Аморе на руки и понес к кровати. Уложив ее словно драгоценный хрупкий груз, он в два счета сбросил одежду и не глядя швырнул куда-то в угол. Аморе, чуть привстав, маняще раскрыла объятия и, заключив в них Алена, шутливо куснула его за шею. После этого Риджуэй не мог больше сдерживаться. Его пальцы странствовали вниз, по животу, между раскинувшимися в страстном порыве бедрами. Он уже был готов войти в нее, но внезапно замер. А позволит ли она ему это? Заглянув женщине в глаза, Ален не обнаружил в них и следа нежелания. И с чистой совестью лег поверх нее, чувствуя, как она раскидывает ноги. Осторожно введя член, он задвигался сначала медленно, потом быстрее. Нет, нельзя терять голову, сверлила мозг навязчивая мысль, ни в коем случае нельзя. И за мгновение до наступления пика наслаждения он вышел из нее и, торопливо отстранившись, излил горячее семя на покрывало. После этого, призвав на помощь все свое искусство ведения любовной игры, стал удовлетворять ее.

Потом они молча лежали, прижавшись друг к другу. Ален с блаженной улыбкой уткнулся лицом в ее плечо. Он все еще не мог насладиться этим чудесным телом, продолжая по каплям упиваться шелковистой кожей, ароматом женщины, чувственно проживая каждое мгновение счастья от присутствия рядом леди Сен-Клер.

— Это и есть рай! — зачарованно прошептал Ален. — И в нем мне хотелось бы остаться на веки вечные. До самой смерти.

Эти слова болезненным уколом отдались в сердце Аморе.

— Ни слова о смерти, друг мой. Даже не всерьез никогда не упоминайте о ней. Когда на город обрушилась чума, я столько на нее насмотрелась. И поняла, что она всегда рядом.

— Ну разве можно так думать? Да и что может случиться, если вы — мой ангел-хранитель?

Усевшись, Аморе очень серьезно посмотрела на него.

— И ангел-хранитель может исчезнуть.

И нежно провела пальцем по высокому лбу Алена.

— Мне пора, — грустно произнес он. — А то, наверное, все уже гадают, куда это я запропастился.

— А вы ничего не позабыли, любимый мой? — с лукавой улыбкой спросила Аморе.

— О чем, моя прекрасная дама?

— Вы ведь собирались скрасить мое одиночество?

Ален рассмеялся.

— Разве могу я позабыть о данном мною обещании, ненасытная вы моя?

Ален с наслаждением провел ладонью по округлостям грудей леди Сен-Клер, а еще мгновение спустя, крепко обняв ее, уткнулся лицом в великолепные, благоухающие, черные как вороново крыло кудри.

Майское солнце сияло над дворцом Коломб, резиденцией Генриетты Марии, дочери бывшего короля Франции Генриха IV, вдовы английского короля Карла I и матери Карла II.

Погруженный в мысли Брендан Макмагон стоял у высокого окна малой гостиной, окидывая взором парк, строгая симметричность и фигурно подстриженные деревья которого придавали ему чопорно-помпезный, неестественный вид. Глядя на эти утратившие первоначальный вид и ставшие творением рук человека растения, Брендан ощутил острую тоску по родной Ирландии. Уже не раз он подумывал о возвращении на родину, которую покинул еще шестнадцатилетним юношей. Но страсть, противостоять которой было не в его силах, неудержимо тянула его в Англию, к женщине, которую любил. Нередко он с тревогой спрашивал себя, а не забыла ли его Аморе. Брендан понимал, что с его стороны было непростительным легкомыслием не давать о себе знать все эти месяцы. И хотя он предпринимал не одну попытку сесть и написать дорогой его сердцу женщине, всякий раз в отчаянии рвал бумагу в клочки. Не дано было этому ирландцу даже на словах выразить переполнявшие его чувства, не говоря уж о том, чтобы связно изложить их на бумаге. Но он твердо верил — Аморе поймет его, поймет непременно!

Брендан повернулся к своему спутнику, сидевшему на одном из выстроившихся вдоль стены мягких стульев. Вальтеру Монтегю, аббату монастыря Сен-Мартин у Понтуаза, перевалило за шестьдесят. Если окинуть мысленным взором его бурную жизнь, вся она без остатка была посвящена служению Карлу I и королеве Генриетте Марии. Будучи их посланником по особым поручениям и тайным агентом, он объездил всю Европу, в совершенстве овладев приемами оставаться незамеченным в стане врага, шифровки тайных посланий, ведения переговоров с влиятельными особами. Его опыт включал и вынужденное пребывание как в стенах парижской Бастилии, так и лондонского Тауэра. Будучи духовником королевы-матери Генриетты Марии, аббат принадлежал к числу тех, кто пользовался ее безграничным доверием.