– Все, Том! Мы отомстили за наших парней. Те из испанцев, что останутся в живых, пускай теперь коротают свои дни на этом необитаемом островке. Надеюсь, что этих дней останется у них немного! Пусть подыхают с голоду и режут друг друга в схватке за пропитание. Господь покарает их, уже без нашей помощи… Пойдем на бак, поднимем кливера, как просил Майк.

Они поднялись на палубу и, взявшись за шкоты, принялись поднимать паруса.

Михась, увидев, что первый из кливеров поднят, дал Джоане команду изменить галс. Девушка налегала на огромное, почти в ее рост, колесо штурвала, но после всех вчерашних и сегодняшних похождений сил у нее практически не осталось. Михась, видя, что Джоана вот-вот свалится с ног и выпустит рукояти штурвала, положил одну аркебузу на палубу и свободной рукой принялся помогать девушке вращать штурвал. В этот момент все и произошло. Крышка носового люка, расположенного на баке, откинулась, и из нее выскочил испанский офицер в золоченой кирасе и шлеме со страусовыми перьями. На роскошной, расшитой разноцветным бисером портупее офицера висела длинная шпага, а в каждой руке он держал по огромной пистоли с устрашающими раструбами на концах стволов. Офицер бросился на Тома и Джона, которые возились со шкотами и не видели врага у себя за спиной.

Михась среагировал мгновенно. Он выпустил штурвал, подхватил аркебузу и, поскольку времени на установку подпорки у него не было, прицелился и выстрелил с рук. Но аркебуза была слишком тяжелой для прицельной стрельбы без подпорки на такую большую дистанцию. К тому же офицер находился почти на одной линии с Томом и Джоном, и Михась боялся попасть в них. В общем, руки его дрогнули, и пуля просвистела в паре дюймов от офицера, не причинив ему вреда.

Старый сержант морской пехоты и бывалый матрос абордажной команды «Посейдона» обернулись на выстрел, выпустили шкоты, выхватили из-за пояса кинжалы и бросились на врага, причем не прямо в лоб, а тактически грамотно расходясь в разные стороны. Но дон Эстебан – а это был именно он, – побывавший во многих десятках схваток и сражений, предугадал этот маневр. Дон Эстебан не стал высаживаться на остров, внезапно почувствовав неизъяснимое отвращение к этой экскурсии. По-видимому, сказалось напряжение последних нескольких дней, в течение которых он готовил операцию по захвату английского флагмана и поэтому практически не спал. Поэтому, отказавшись от экскурсии на берег, он поручил командовать высадкой старшему офицеру, а сам попросту завалился спать, закрывшись в адмиральской каюте. Даже крики наблюдателя с марса и выстрел Михася не смогли его разбудить, но, по-видимому, все же нарушили его крепкий сон. Когда, все еще не проснувшись окончательно, он услышал скрип брашпиля и характерный звук поднимаемой якорной цепи, то вначале решил, что это его команда вернулась с запасами пресной воды и корабль готовится к отплытию. Дон Эстебан удивился, что проспал так долго. Он не спеша поднялся с роскошной адмиральской постели и хотел было вызвать вахтенного и ему объявить выговор за то, что тот приказал поднять якорь, не поставив в известность командира, но внезапно ощутил смутное чувство тревоги. Происходило явно что-то не то. Через мгновение дон Эстебан понял, что именно его насторожило: на корабле царила странная тишина. Не было слышно привычных команд, топота множества ног по палубе, свистков боцманских дудок. Дон Эстебан выглянул в небольшой иллюминатор, врезанный в дверь адмиральской каюты, которая выходила прямо на шканцы, и увидел возле грот-мачты груду неподвижных тел вахтенных матросов и пустые аркебузные козлы. Он понял, что корабль захвачен противником. Естественно, он не знал, откуда взялся этот самый противник и какова его численность. Однако, поразмыслив несколько секунд, он пришел к выводу, что враги, вероятно, прятались где-то в закоулках корабля и, воспользовавшись высадкой команды на берег, напали на вахтенных, убили их, а теперь поднимают якорь, чтобы угнать корабль. Скорее всего, этих злодеев немного, и сейчас они разбросаны по всей палубе, поскольку им необходимо и поставить пару-тройку основных парусов, и управляться со штурвалом, поэтому у него еще остается шанс воспользоваться их же тактикой: внезапно напасть на них и перебить поодиночке.

Дон Эстебан не испытывал страха. Жизнь для него, опытного и хладнокровного авантюриста, представлялась большой азартной игрой, конечный итог которой заранее ясен. Этим итогом была неизбежная смерть всех игроков. Раньше или позже – какая разница? Он быстро и сноровисто облачился в кирасу, надел шлем, перекинул через плечо портупею со своей любимой боевой шпагой, взял из красивого, инкрустированного золотыми и серебряными пластинами ларца пару пистолей новейшей системы и, выйдя не через парадную, ведущую на шканцы, дверь каюты, а через заднюю, открывающуюся в общее пространство кормовых помещений, проник в трюм. В этот момент принялись палить пушки левого борта. Дон Эстебан, соблюдая осторожность, не помчался сломя голову на пушечную палубу, чтобы попытаться предотвратить расстрел своей команды, а, воспользовавшись тем, что пушечный дым частично окутал верхнюю палубу, выглянул из ближайшего люка и осмотрелся. Возле штурвала он увидел голого по пояс бойца с красной повязкой на голове и двумя аркебузами в руках. Это явно был флагманский морской пехотинец. Дон Эстебан слегка огорчился: он все же надеялся, что корабль захватили обычные матросы из плавсостава «Принцессы», а не эти проклятые морские пехотинцы, с которыми он предпочел бы не связываться. Но все же он не отказался от своего намерения, лишь покрепче сжал рукояти пистолей. А вот за штурвалом стоял непонятно кто: то ли юнга, то ли вообще какая-то девка в странном одеянии. Дон Эстебан повернул голову и увидел, как из носового люка выскочили двое и бросились поднимать кливер. Подождав еще несколько минут, он убедился, что захватчиков всего четверо.

Дон Эстебан хищно улыбнулся и решил, что расклад может быть обращен в его пользу, как бывало уже не раз и в игре на деньги, и в игре со смертью. Он тут же наметил оптимальный план дальнейших действий: поскольку на бойца, стоявшего с двумя ружьями наготове возле штурвала, внезапно напасть не удастся, нужно пробраться по трюму до носового люка, уложить из пистолей в спину тех двоих, занятых подъемом кливеров, а затем, выбив стопор брашпиля, освободить якорь и, заняв оборону, ждать, пока к вставшему на якорь судну не подойдет на шлюпках многочисленная подмога.

Дон Эстебан спустился в трюм и уже безо всякой опаски помчался в нос корабля, к тому самому люку. Он выскочил из люка и уже было прицелился в спины находившихся в нескольких ярдов от него двух противников, тянущих шкот, как вдруг сзади раздался аркебузный выстрел, и совсем рядом с его головой просвистела пуля. Дон Эстебан невольно вздрогнул и слегка замешкался. Те двое мгновенно развернулись, выхватили кинжалы и ринулись на него, обходя с двух сторон. Но дон Эстебан не стал в растерянности вертеть головой и бросаться от одного противника к другому. Он просто развел руки и направил обе пистоли в грудь каждому из противников. С убойной дистанции в два-три ярда промахнуться было невозможно. Однако в этот момент сам корабль пришел на помощь своим защитникам.

После того, как Михась, бросив штурвал, схватился за аркебузу, Джоана не удержала тяжелое колесо, и дубовые полированные рукояти выскользнули из ее ослабевших рук. Корабль, потеряв управление, еще несколько секунд двигался по инерции прежним курсом, затем чуть накренился и рыскнул в сторону. Это произошло как раз в тот момент, когда дон Эстебан нажал на спусковые крючки пистолей. Тому пуля попала в плечо, и он, отброшенный назад и вправо, боком завалился на палубу возле брашпиля. Сержант Паркс, раненный в бедро, с разбегу рухнул лицом вниз, распластался, раскинув руки, выронил кинжал. Дон Эстебан выхватил шпагу, намереваясь добить поверженных противников. Но тут у него за спиной раздался дикий крик и почти в тот же момент грянул выстрел из аркебузы. Михась, скатившись с юта, уже мчался на помощь своим товарищам. Он уже почти пробежал шканцы, но находился все еще слишком далеко для точного выстрела. К тому же он опять стрелял с рук, да еще и на бегу. Пуля прошла мимо, ударила в палубу почти в футе от ног дона Эстебана. Тот, поневоле подпрыгнув на месте, повернулся навстречу стремительно набегавшему противнику. Однако, увидев, что морской пехотинец находится еще довольно далеко, дон Эстебан сместился влево и свободной рукой выбил стопор брашпиля. Загрохотала якорная цепь, и тяжелый адмиралтейский якорь пошел на дно. Дон Эстебан издал победный клич, но тут увидел, что противник, уже добежавший до середины шкафута, нагнулся и поднял с палубы аркебузу с дымящимся фитилем.