Князь Ургин покачал головой.

– Да, тяжелая ноша легла на твои плечи, государь. Ты не познал радости детства, остался сиротой и был вовлечен в такие суровые дела, которые и многим опытным людям не под силу.

– Вот! Потому и приехал я к тебе, Дмитрий. Ты верно сказал, тяжко мне одному, когда вокруг смута, заговоры, интриги. Чтобы вершить великие дела, мне нужны надежные, верные люди. Поэтому прошу, возвращайся в Москву. Я пожалую тебя чином конюшего, и будет мне хоть какая-то опора. Знаю, за тобой народ, у тебя сильная дружина. Ты очень нужен мне, Дмитрий. А за обиды прости.

– Что ж, – ответил Ургин, улыбаясь. – Как я могу отказать самому великому князю! Вернусь. Чинов мне не надобно, но коли пожалуешь чем, не откажусь.

– Спасибо, Дмитрий. Я знал, что ты согласишься. Еще бы Федора Колычева нам. Ты не знаешь, как он?

– Недавно весточку с оказией прислал. Написал, что год служил пастухом у какого-то крестьянина, потом перебрался в Соловецкий монастырь. Был послушником, затем принял постриг и имя Филипп. Сообщал о своем духовном наставнике, который является учеником преподобного Александра Свирского, о трудах в монастыре, о жизни тяжкой, но светлой. Он постоянно молится за тебя, государь.

– Понятно! Значит, теперь Федора следует величать Филиппом?

– Он так и подписал весточку.

– Что ж! Таков его выбор. Он много в жизни добьется, потому что умен, усерден, трудолюбив, как никто другой.

– Согласен. Думаю, мы еще услышим о нем. А какие у тебя, государь, отношения с митрополитом Макарием? Он ведь из Новгорода, а тамошние жители всегда стояли за Ивана Шуйского. Не без его влияния Макарий стал митрополитом.

– С митрополитом отношения хорошие. Он часто приходит ко мне, интересуется, что читаю, приносит новые книги, всячески поощряет меня к учению.

– Это хорошо.

– Он как-то сказал, что мне надо принять царский титул, стать первым самовластным владыкой на Руси.

Ургин внимательно посмотрел на возмужавшего великого князя.

– И как ты отнесся к этому?

– Если честно, сомневаюсь, Дмитрий, не знаю, достоин ли.

– По делам твоим видно будет. Митрополит же прав. Принятие царского титула возвеличит не только тебя, но и Русь как Третий Рим. Да и у врагов твоих прыти поубавится. Князей много, царь же один.

– Так-то оно так, но давай обсудим это в Кремле, – произнес Иван и неожиданно спросил: – Скажи, Дмитрий, а как ты относишься к дядьям моим?

– К Юрию и Михаилу Глинским?

– Да.

– А позволь узнать, почему ты меня о них спрашиваешь?

– Они, как и митрополит, говорят, что пришла пора объявить меня самодержцем, разнести в клочья временщиков.

– Сейчас я ничего ответить тебе не могу, государь, ибо даже не знаком с Глинскими. Поговорим об этом позже.

– Хорошо. Вот побыл с тобой, и на душе легче стало. Спасибо тебе, Дмитрий.

– Да не за что, государь.

– Есть за что, князь. Ну а теперь можно и откушать.

– Дома все готово!

– Тогда наперегонки. Кто быстрее доскачет до усадьбы.

Ургин улыбнулся.

– Только уговор, проигравший не обижается.

– Считаешь, выиграешь?

– Конечно!

– Посмотрим!

Всадники помчались к селу. У овражка Дмитрий слегка попридержал скакуна, которого в память о прежнем коне назвал Коршуном. Он хотел, чтобы тринадцатилетний великий князь познал радость победы. Ведь этот юноша в своей еще короткой жизни не видел почти ничего хорошего, хотя и был волей Божьей облечен верховной властью. Она легко может вознести до небес и так же запросто бросить прямо на плаху, под острый топор безжалостного палача.

В Москву Иван ехал в приподнятом настроении. Собираясь в Благое, он верил, что Дмитрий воспримет его просьбу с пониманием и вернется на службу, но все же где-то в глубине души опасался отказа. Прошли годы, и князь Ургин мог измениться, отказаться от государственных дел, вести спокойную, размеренную жизнь в своей вотчине. Но эти опасения государя не оправдались. Теперь он не ощущал себя одиноким, беззащитным перед вражескими кознями.

Дмитрий тоже был доволен разговором с Иваном. Он на славу угостил гостей, с почестями проводил их и присел на скамью под ивой, опустившей гибкие ветви в чистые воды небольшого пруда.

К нему подошла Ульяна.

– Когда поедем на Москву, Дмитрий?

– Иван просил как можно быстрее вернуться, так что начинай собираться, голубушка моя.

– Он приехал в тревоге, уехал же в радости. О чем вы говорили с ним?

Князь Ургин взял супругу за руку, усадил рядом собой, обнял за хрупкие плечи.

– Обо всем, Ульяна. Иван рассказывал о своей жизни. Досталось ему от опекунов, да так, что и врагу не пожелаешь. Бояре и теперь не успокаиваются, грызутся меж собой как дикие звери. Власть и богатство затмевают им разум. Они готовы Русь на куски разорвать, лишь бы с того поиметь личную выгоду, не желают понять, что своими делами себя же и губят. Наша страна, разорванная на удельные княжества, вновь окажется в полоне.

– Иван призвал тебя противостоять этим боярам?

– Не совсем так. Пока он просто просил помочь ему. Плохо великому князю одному, без надежных слуг, доброго слова, поддержки.

– Это опасно, Дмитрий.

– Ты говоришь так, Ульяна, будто совсем меня не знаешь. Когда это Ургины прятались от опасностей? Я привык смотреть в глаза врагу, пред тем как покарать его, а не бежать.

Ульяна вздохнула.

– Это мне хорошо известно. А что будет делать на Москве Алеша?

– Сын должен быть рядом с отцом. Алексей займет при дворе подобающее ему место и станет помогать мне.

– Ты опять соберешь особую стражу?

– А ее не надо собирать. Она как была, так и есть. Стоит только кликнуть, как ратники тут же встанут в строй, готовые, как и прежде, служить великому князю.

– Иван об этом знает?

– Должен понимать.

– Знает, Митя, оттого и позвал тебя. В тебе сила.

– Знаешь, любовь моя, говорить можно долго, но надо собираться. Нам, мужикам, что? Взял походную суму, оседлал коня да пустился в путь. Женщинам надо время. Ты ступай, Ульяна. С утра выедем на Москву.

– Я привыкла здесь.

– Но никто и не собирается удерживать тебя в городе. Захочешь, сюда приедешь.

– Придется месяцев через семь. – Ульяна как-то таинственно улыбнулась.

Дмитрий с интересом посмотрел на жену.

– Почему так говоришь, Уля?

– А ты догадайся.