Шрифт:
Интервал:
Закладка:
День он разделил на получасовые периоды. Каждое развлечение должно было отнимать не больше тридцати минут. Прогулка вокруг озера – тридцать минут…
– Придется бежать во всю прыть, заметил Гюс.
…Гимнастические упражнения тридцать минут; купанье в озере тридцать минут; завтрак – тридцать минут…
– Для еды я бы уделил час, – сказал Гюс. – …беседа и отдых – тридцать минут.
Неудивительно, что многие ненавидели Теодора Придделля, хотя сердце у него было золотое.
– Ну, Теодор, какова программа грандиозного пикника? – осведомился Майкл.
– Выдающаяся программа! – ответил Теодор. – Я вас записал, как искусного пловца и ныряльщика. Я слыхал, что вы замечательно ныряете.
– О, да!.. И умею лазать по деревьям. Великолепно взбираюсь. Я это могу продемонстрировать. Занесите в программу.
М-р Придделль послушно сделал отметку и сказал:
– Знаете, чего нам не хватает? Нам нужен гвоздь празднества… чтобы этот день у всех остался в памяти.
– А как насчет моего номера, – как насчет вскарабкивания на деревья? – поинтересовался Майкл. – Быть может, это и будет гвоздем?
– Я говорю серьезно. Дело не шуточное. Нам нужен гвоздь… что-нибудь такое, о чем все будут вспоминать.
– Ладно, придется подумать, – отозвался философ.
Когда автомобиль въехал во владения Гюса Бюфорда, Майкл увидел, что Сэмуэль Харлей отложил утреннюю газету и вышел на дорогу. Жестом подозвал он Майкла Уэбба.
3
– Я открыл тайну Торнтонов, – объявил Харлей, когда Майкл подошел к нему.
– Иными словами, вы узнали, зачем они сюда приехали?
Харлей молча кивнул головой и приложил палец к губам. Вид у него таинственный.
– Ну, в чем дело, Сэм? – спросил Майкл, выдержав паузу. – Пожалуйста, не изображайте из себя Шерлока Холмса.
– Следуйте за мной! – скомандовал журналист.
Он быстро зашагал по направлению к маленькой рощице за ригой; Майкл шел за ним. Дойдя до деревьев, Харлей остановился и осторожно осмотрелся по сторонам.
– Здесь мы находимся в полной безопасности, – сказал он.
– Что за глупости! – недовольно протянул Майкл.
Он споткнулся о камни развалившейся стены, расцарапал руку кустом терновника и был не в духе.
– Я хочу вам сообщить о том, что мне удалось разузнать, но нужно остерегаться, чтобы нас не подслушали.
Майкл секунду помолчал. Он решил до поры до времени не высказываться. Когда они уселись в тени клена, он сказал:
– Быть может, не мешает надеть противогазовые маски?..
И этим замечанием ограничился.
– Слушайте, – начал Харлей, – все это может вам показаться странным, но история столь таинственна, что необходимо соблюдать предосторожность.
– Пожалуй, – согласился философ, – но мне кажется, можно быть осторожным и все-таки не хватать через край.
– Майкл, знаете ли вы человека по фамилии Студенбери? – неожиданно спросил журналист.
– Нет, не знаю.
– Подумайте… быть может, вы знаете… Студенбери….
Майкл снова заявил, что никакого Стэденбери не знает.
– Вы говорите, – продолжал Харлей, подчеркивая каждое слово, – что не знаете Херберта Студенбери?
Майклу показалось, что мимолетная улыбка скользнула по лицу Харлея.
– Да, я вам уже сказал, – ответил он.
– Очень странно, – заявил журналист. – Быть может, вы забыли… Стэденбери… Херберт Стэденбери… высокий, напыщенный мужчина средних лет, с бакенбардами и большим носом…
– Не знаю, – сказал Майкл. – Если бы я встретил кого-нибудь по фамилии Стэденбери, я бы его запомнил.
Казалось, Харлей был сбит с толку. Медленно закурил он папиросу.
– Куда вы в сущности клоните? – спросил Майкл.
Ответа на этот вопрос не последовало.
– А теперь вы, быть может, мне скажете, что никогда не слыхали о старом Ароне Миддлтоне, о миллионах Миддлтона и его наследниках? – продолжал Харлей.
Майкл расхохотался.
– Я несколько месяцев не ходил в кино, – объявил он. – Это новый фильм?
– Не смейтесь, остановил его Харлей. – Я вас спрашиваю о том, что вы должны знать. Итак, вы никогда не встречали старого Арона Миддлтона и понятия не имеете о наследниках, миллионах…
– И Стэденбери, – подсказал Майкл. Поймите, что я решительно ничего не знаю, и расскажите, в чем тут…
– Один момент! Один момент! – властно перебил его Харлей. – Попытаюсь подойти к вам с другой стороны. – Слушайте, вы знакомы с Миртль Ван Дузен?
– С Миртль Ван Дузен? – задумчиво переспросил Майкл. Кажется, нет. Что-то не припоминаю. Она молодая или старая?
– Лет тридцати пяти… носит красную шляпу с пером… красива… очень красива…
Майкл призадумался.
– Когда-то я знал семью Ван Дузен… но не помню, как звали дочерей… Быть может, одна из них была Миртль…
– У этой есть прозвище – Миртль-Ведьма…
– Никакой Миртль-Ведьмы я не знаю… Послушайте, Сэм, что это значит? Что за чепуха?.. Какое это имеет отношение к Торнтонам или ко мне?
– В этом причина приезда Торнтонов. А я хотел предварительно выяснить, знаете ли вы кого-нибудь из действующих лиц этой драмы. Очевидно, вы никого не знаете. Сейчас я вам расскажу все по порядку.
«Прежде всего должен сказать, что сведения получены мною не от Торнтонов. Они понятия не имеют, что я открыл тайну… и я не хочу, чтобы они знали… Понимаете?
– Да, да, отозвался Майкл. Но от кого же вы получили эти сведения?
– От корреспондента «Обозрения» в Лос-Анджелесе. К тому же и сам собирал сведения по кусочкам и склеивал. Беседуя с м-ром и м-с Торнтон, я узнал, где жили они в прошлом году. Оказывается, они колесили по стране и в некоторых местах застревали надолго. Я протелеграфировал нашим корреспондентам и попросил их прислать мне все сведения, какие они сумеют собрать. Большинство так ничего и не прислало, но случайно один из наших корреспондентов хорошо знает Торнтонов, и они ему рассказали всю историю… конечно, не для того, чтобы он ее опубликовал… Я не собираюсь помещать ее в газете.
– Ну, рассказывайте! – попросил Майкл.
– Видите ли, одним из близких друзей м-ра Торнтона был желчный старый миллионер Арон Миддлтон…
– Владелец миддлтоновских миллионов, – вставил Майкл.
– Совершенно верно, подтвердил рассказчик, – а вы сказали, что его не знаете.
– Да, я его не знаю, но вы сами упоминали о миддлтоновских миллионах, вот я и решил, что они принадлежат ему.
– Принадлежали… а сейчас уже не принадлежат, потому что он умер. Это был желчный старый миллионер. Никого у него не было, ни детей, ни родственников, но Торнтонов он считал близкими своими друзьями. Перед смертью он открыл свою тайну этой достойной паре. Он хранил ее всю жизнь, никто из его слуг и знакомых ничего не подозревал. Она отравляла ему существование. Приятели прозвали его «Молчаливым Миддлтоном».
«Оказывается, в молодости он был женат, но друзья считали старого мрачного финансиста убежденным холостяком…»
На этом месте Майкл снова прервал рассказчика.
– Послушайте, Сэм, не можете ли вы обойтись без слов желчный» и «мрачный»? Я был бы вам очень признателен.
– Постараюсь, – вежливо сказал журналист. – Итак, он сообщил м-ру и м-с Торнтон, что в далеком прошлом был женат. Его жена, славившаяся своей красотой, любила повеселиться, а он интересовался только своими делами. Между ними часто происходили разногласия, и кончилось тем, что она сбежала с одним танцором, профессионалом… Она любила танцы и ушла от мужа, увлеченная бешеным танцем жизни. Больше он ее не видел.
«Она взяла с собой детей… прелестного мальчика и девочку. Это его едва не сломило. Он делал отчаянные попытки отыскать ее, чтобы вернуть детей, но она и этот негодяй, похитивший ее сердце, так замели следы, что… нет, тут я немножко напутал. Года через три-четыре после ухода жены м-р Миддлтон напал на ее след. Она бросила танцора и сошлась с кем-то другим. Детей она взяла с собой.
«Здесь нить обрывается. Имя второго ее любовника неизвестно. Несомненно, она носила его фамилию и изменила фамилию детей.
«Лежа на одре смерти, м-р Миддлтон отдал миддлтоновские миллионы старому своему другу Торнтону