«Точно бред, — окончательно уверилась девушка. — Эй, сумасшедшая! Просыпайся!»

Изо всех сил ущипнула себя за руку. Больно, будет синяк. А мужчина вместе со своим королевским троном никуда не делся. Улыбнулся снисходительно:

— Я из плоти и крови. Можешь потрогать.

Арина послушно протянула руку. Коснулась сильной, шершавой ладони. Холодная, но твердая, не призрак какой-нибудь. Кто это? Тоже, получается, псих? Из тех, кто себя Наполеонами мнят? Но откуда соболью шубу взял? Из какого Эрмитажа трон? И как не боится костры в саду психиатрической клиники разводить?

Задать вопрос не успела — старик отозвался:

— Мне обязательно нужен лес. И огонь. Такие правила.

— Но кто вы? — наконец осмелилась она.

— Меня зовут Год, — с достоинством представился сумасшедший.

— God? В смысле — Бог? — взглянула недоверчиво.

— Арина, перестань ерничать, — старик ласково улыбнулся. — Я здесь специально, чтобы с тобой поговорить. И у меня не так много времени.

— О чем нам говорить?

— Как о чем? О твоем годе, конечно. Он ведь был замечательным!

— Вы издеваетесь? — возмутилась Арина. — Да я потеряла все, что могла! Я сумасшедшая!

— Брось, — царственно отмахнулся старик. — Ты абсолютно нормальна. Материальные потери — мелочь, испытание. И скулить не надо. Лучше вспомни: что с тобой случилось хорошего.

— Хорошего?! Ничего.

Возможно, не следовало говорить с психом всерьез. Но ничего с собой поделать она не могла. А мужчина приказал:

— Давай вспоминай. Четко, по месяцам. Начинай с января.

— Хорошо, — горько усмехнулась она. — Первого января — у меня умерла мама.

— Точка отсчета, — грустно кивнул он. — Я увидел ее смерть часа за три. Она подняла бокал. Пообещала тебе, что новогоднее желание сбудется. За спиной твоей мамы уже стояли. Знаешь, ее могли бы забрать еще до полуночи. Но черные силы тоже бывают милостивы. Вам позволили дождаться боя курантов. Потом ты заспешила на балкон, покурить. А твоя мама легла для того, чтобы больше никогда не проснуться.

Каждое его слово, словно ледяной каплей, впивалось в мозг. Арину начала бить дрожь. Она наклонилась на своем стульчике, вцепилась в колени старика. Спросила в страхе:

— Откуда вы знаете? Кто вы?

— Я все тебе объясню со временем. Но пока расскажи мне, что было дальше.

— А что дальше? — Она не хотела ни вспоминать, ни говорить, но слова лились сами собой. — Кошмар. Я и представить не могла, до какой степени страшно остаться совсем одной. Мама — она очень здорово видимость создавала, что вокруг меня жизнь, события, все динамично. Ее знакомые, ее идеи, театры, концерты. Весь быт на ней. Магазины, отпуска. А тут я вдруг осознала, что сама — вообще никто. Ничтожество. Ничего не могу и не умею. И тогда я решила — зачем мне вообще жить?

— Я знаю, — кивнул старик. — Большой мост, не знаю, как называется. Ты стоишь. Смотришь вниз. Я понимаю: сейчас прыгнешь. А у меня совсем нет сил — схватить тебя за шкирку и оттащить. Ты помнишь, кто тебе помешал?

— Помню. Ребенок, — поморщилась Арина. — Прицепился как банный лист. Я, мол, заблудился. Боюсь. Хочу к маме. С виду — лет восемь, не больше. Как его могли отпустить одного? Но прыгать на его глазах я не стала.

— На то и был расчет, — хмыкнул дед.

— Вы о чем?

Отмахнулся. Властно велел:

— Продолжай.

— Пацан врал, что хочет домой. Но привел меня к какому-то шарлатану.

— Да. Лев Людовикович, — усмехнулся Старик.

— Вы его знаете?!

Он снова оставил вопрос без ответа. Задумчиво молвил:

— Шарлатан — он, конечно, шарлатан. Но на тот момент — для тебя оказалось благо. Ты тосковала без мамы. Хотела ее видеть, любой ценой. И тебе дали такую возможность. Ты успокоилась, стала чувствовать себя защищенной. И больше не думала о собственной смерти.

— Знаете, мистер Год, — саркастически произнесла Арина. — У всех когда-то умирают близкие. И все — каким-то образом переживают, выбираются. Если вы такой могущественный и все знаете — нашли бы мне нормального врача, психотерапевта. Друга! Так нет: вы меня в секту отправили. В курсе, что я в итоге квартиры лишилась?

Старик склонил голову:

— Я виноват. Я был мал и глуп.

— Чего?!

— Арина, ты читала в детстве сказку «Двенадцать месяцев»?

— Ага, — ей вдруг стало весело. — Маршак написал.

— Красиво придумано, — улыбнулся старик. — С изюминкой — как у вас на Земле говорят. Но по факту — не совсем верно.

Не хотела спрашивать — опять вырвалось само:

— Почему?

И он с готовностью ответил:

— Потому что не существует никаких прекрасных двенадцати молодцев. Год — он один. И с января по декабрь проживает полноценную — человеческую — жизнь. Год — это я.

— Вы издеваетесь?

Задумчиво взглянул в костер, перевел взгляд на Арину. Сказал — без грамма жалости к себе:

— Сегодня двадцать первое декабря. Мне осталось десять дней. А потом — я умру.

Арина расхохоталась:

— Год. Просто Год. Это круто. Куда там Наполеонам! Кто, говорите, у вас лечащий врач?

Он словно не услышал. Продолжил задумчиво:

— На планете больше семи миллиардов человек. Обычно Год не снисходит до жизни одной песчинки. Но я случайно увидел глаза твоей мамы — тогда, за минуту до боя курантов. Столько мольбы в них было! Столько страха за любимую дочь. Она была уверена: без нее ты на Земле пропадешь. А у меня тоже есть сердце. Плюс я был юн — если не сказать мал. Вот и решил самонадеянно, что смогу тебя оберегать. И взялся тебя опекать. Начиная с пятого января.

Алина вцепилась руками в виски, проговорила жалобно:

— Ну, не может, не может такого быть!

— Твое право — верить или не верить. Но ты ведь не будешь спорить, что этот год сильно отличался от твоих предыдущих тридцати двух?

Властно взглянул на нее. Приказал:

— Давай продолжай вспоминать. Что дальше было. В феврале.

— Ну, я бросила работу. Продолжала ходить в антикризисный центр. Видела маму. Потом дядя Федя меня отправил в дом отдыха.

Старик поморщился:

— Мне нужно только одно. Самое знаковое событие. Чем — или кем — тебе запомнился февраль?

И она догадалась:

— Тот парень? Костик?

Старик улыбнулся:

— Верно. Тот самый юный студент. Кстати, его, как и меня, ты тоже встретила в лесу.