вчерашнее, встреча кончилась бы плачевно и без всяких разговоров.

Хороший очередной урок преподал мне З.

Написала исковое заявление о расторжении брака в народный суд Ждановского района Москвы.

Записка Золотухина с просьбой его простить. Звонки. Без конца звонки Лёни. Трубку не поднимаю: стыдно. На двадцатый, наверное, звонок взяла трубку и зачем-то все ему рассказала. Вперемежку с любовными объяснениями сказал, как мне показалось, что-то обидное. Повесила трубку. Ушла из дома, чтоб не слышать последующих бесконечных звонков.

* * *

З. не пришел ночевать.

* * *

Денис ходит в чем попало. Нет пальто, костюма. З. не дает денег, где-то их прячет от нас, копит.

К. просит З. устроить ее в наш театр. Посмотрим.

24 апреля. Сочи

Забыта Москва, и поэтическая, и прозаическая, уже на второй день.

* * *

Утро. Палуба. Загар. Новороссийск. Книги.

«Вы украсили наши будни, принесли радость, солнце. Без вас – серость!» – это мне от мужского населения.

Спасибо, дорогие.

28 апреля

Актерский санаторий в Сочи. В кустах увидела З. с какой-то травести. Целовались. Маленькая получила от меня большую пощечину. Вечером – выяснение отношений с ее мужем.

Странно: совсем чужие с З., но отношение как к собственности.

* * *

К. достала, по-моему, уже и Золотухина своими звонками домой, в театр. Строчит письма, как пулеметчица. Женька-пулеметчица. Подписывается – Кабельникова-Золотухина.

11 мая

Звонила мать К., разговаривала с Золотухиным, обещала со своим мужем вернуть его к костылям. Он ей перезванивает, обещает прежде перегрызть им двоим горло. Кафка!

19 мая

Денечка научился сольфеджировать. Радость!

25 мая

Т.Федосеева принята на разовые. Рада за нее. Дай бог ей счастья с любимым.

29 мая

Звонок.

– Можно Валеру?

– Кто его спрашивает?

– Поклонница.

– Нет дома. В следующий раз звоните в театр, сюда не звоните.

Опять К.

30 мая

«Товарищ, верь!» Ни радости, ни тоски.

Л.: Что с тобой происходит? Почему молчишь?

* * *

Бесконечные дикие сцены с Золотухиным. Пришли из ресторана ВТО в час ночи. Вхожу в комнату – говорит с кем-то по телефону.

– Зачем по ночам звонишь людям?

– Это мне позвонили, твою мать, по делу.

Говорит еще минут 20–30 об одном и том же, говорит так громко, что просыпается Денис.

– Тише! Говори тише!

Когда в который раз говорится одно и то же, что он «не позволит себе пробоваться второй раз, – отказался у одного режиссера, у другого, третьего», закряхтел Дениска и заплакал.

Я: «Хватит, прекращай разговор, клади трубку!» – нажимаю на рычаг. Денис продолжает плакать. Кончилось тем, что З. начинает почему-то грызть шнур в одном месте, потом дико в другом. Когда резина оказалась не по зубам, З. подскочил к розетке и исковеркал ее. Хотел было грохнуть телефоном об пол, но испугался, очевидно, шума.

Как в страшном сне. Мне все это, наверное, снится:

так в жизни не бывает.

* * *

Как животворно слышать иногда чирикание серых.

Он пел, призывал. Случилось – улетели.

14 сентября

Рига. Гастроли театра.

1 октября

Ленинград. Гастроли театра.

1 ноября

Москва.

Недосказанность, недоговоренность мешает непосредственному, легкому общению с Лёней. Выговориться, отдать накопившееся за долгое время разлуки.

30 декабря

Тоска – это разврат. Уныние – грех… когда горе проходит… остается тупость… приходит сожаление, но уже поздно.

* * *

Когда подолгу отлучаюсь от дома… общаюсь с разными людьми… мне кажется, что от меня ничего не остается. Я теряю «свое»… иногда трудно себя собрать. Меня как сглазили. Я распущена в чувствах… Не раз приходилось раскаиваться за сделанное и сказанное – увы! Жизнь малоувлекательна, серая. Хочется уехать куда-нибудь совсем далеко, но куда убежишь от себя? За три дня пережила невероятные волнения. В театре свирепствует главный… до тошноты… приходит в бешенство…

* * *

(Прекращаю вести дневник.)

Глава 2

Ссоры и примирения

Январь 1975 года. От всего чувствую смертельную усталость. Дневник закрываю, вплоть до 1980 года. Мы с Лёней продолжали общаться с теми же страстями, ссорами и расставаниями – иногда на две, три недели. Однажды, к концу такой размолвки, я была доведена до такого состояния, что, прорыдав весь вечер у себя дома, уже ночью, встав перед иконой на колени, стала умолять Бога, чтоб он вернул мне Лёню, чтоб Лёня мне позвонил. Я рыдала и молилась, молилась не переставая. Лицо превратилось в красную подушку. И сердце чуть не разорвалось, когда в два часа ночи вдруг раздался звонок. Господи! Звонил Лёня. Перебивая друг друга, задыхаясь, мы кричали о любви.

Такие ситуации повторялись часто, и одна ссора была похожа на другую до мельчайших деталей.

Одна из типичных ссор. Темно. За мной чья-то тень. Слава богу! – моя. Улица Нижегородская. Условились с Лёней встретиться на остановке автобуса. Мы на разных сторонах улицы, и на противоположной – Лёня. Вижу его издалека. Чувствую – отчего становится не по себе, – нервничает, психует, готовится морально атаковать. Пронеси, Господи! Вчера я была в гостях у Ирины К.[21] и, припозднившись, не успела к условленному телефонному звонку у меня дома. Шаг за шагом приближает меня к ковру для выволочки. Чувствую угрызения совести – это мне не нравится: почему? Спокойствие, только спокойствие. Я никому ничего не должна. Я не жена тебе! Поднялась левая бровь, угрожая ответной атакой, и тут же опустилась. Борюсь сама с собой, со своей совестью. «Я свободна!» – кричу сама себе. Вчера мне было хорошо. Уютно и тепло в компании, особенно если она подогрета шампанским. Дома меня никто не ждет. Мама с Дениской уехали на все лето в Павлово-Посад, к моей двоюродной сестре Анечке, ну а муж давно не в счет, да и он, кажется, отсутствует; где? – да какая разница: давно чужие. А здесь, в кругу друзей, я отдыхаю. С некоторых пор тут знают мою тайну, и я всегда имею возможность выплакать им свою боль, не стесняясь. Пьем без тостов под «давайте» или под мое горестное «за любовь». И как замечательно пьется, и льется беспечная, душевная болтовня. Домой не отпускали, да, честно говоря, и уходить не хотелось. О звонке помнила, но не уходила. Перехожу дорогу. Я уже знаю диалог, возмущенные вопросы и мои неряшливые объяснения. Между нами невидимый провод, который передает мне Лёнино состояние, и я уже в его градусе. Сердце бухает в такт шагам или наоборот. Ненавижу оправдываться. Замолчи, совесть! Меня нельзя ругать. Меня нужно пожалеть! Милое, любимое лицо, уже близкое, сердито. И сигарета – вон как пыхает! Помоги, Господи!

– Тебе не стыдно? Что ты со мной делаешь? Я вчера звонил с 10 часов,