а они, насколько я в курсе, больше двух рядом не ставятся. А как ставятся — вы и придумаете. Придумаете и воплотите.

— Тогда второй вопрос: а зачем работать на пониженных уровнях?

— Просчитать точные границы затопления при существующих геофизических методиках и приборах ни фигашечки не получится. Так что мы заполним водохранилища на пониженном уровне, посмотрим, докуда вода все затопит — и по краешку воды выстроим небольшие такие дамбы. Точнее, отсыплем что-то вроде каменных, устойчивых к размыву, границ будущих берегов. И как только это проделаем, земснарядами будем углублять уже затопленное до восьми метров, а грунт сыпать туда, где метров получится при полном уровне меньше двух, ну, двух с половиной.

— И вы думаете, что этого грунта хватит на подъем рельефа на двух тысячах километров?

— Думаю что нет. То есть я точно знаю, что не хватит. Но нехватку мы компенсируем, перевозя песок и ил на баржах из Каспия в устье Волги. Это будет процесс не быстрый, но вы, я уверена, доживете до его завершения.

— Вы, я гляжу, безудержная оптимистка, — хмыкнул Винтер.

— Нет. Я — врач, и я теперь могу гарантировать, что вы оба перешагнете рубеж в полтора века. Ну, если пьянствовать не начнете или под машину бросаться не станете.

— Я, похоже, недооценил уровень вашего оптимизма…

— Это я уровень вашего пессимизма недоучла. Вставайте, сейчас быстренько слетаем в Ленинград, в гости к Алексею Николаевичу Крылову. Чаю попьем у него, послушаем рассказы — он очень интересно рассказывает. Посмотрите, как у меня выглядят девяностолетние мужчины — и пессимизма у вас поубавится. Впрочем, я не думаю, что ждать с засыпкой водохранилища придется так долго…

— Ну допустим… — не очень уверенно произнес Борис Евгеньевич, — судя по своему самочувствию, я надеюсь еще лет двадцать минимум проскрипеть. Но даже не говоря обо всем остальном, даже денег на дополнительные шлюзы…

— Вы знаете, чем сейчас занимается Жук?

— Как-то не следил за ним в последнее время, — неуверенно ответил Александр Владимирович.

— Он сейчас приступает к строительству двух дополнительных шлюзов на Рыбинской плотине. То есть не вот прям сейчас, стройка начнется в апреле, а пока он трудится над созданием специальной временной стройконторы. Но трудится в поте лица, так как товарищ Сталин попросил его оба шлюза выстроить до следующей осени. Очень вежливо, между прочим, попросил…

— Вы, скорее всего, не представляете, во что обойдутся предлагаемые вами работы…

— Они окупятся. Это минимум полмиллиона тонн зерна в год, причем гарантированные тонны: земли-то будут с прекрасным орошением и прочей мелиорацией. К тому же затраты эти размажутся по очень многим годам… и будут приемлемыми.

— Но я, скорее всего, ваши предложения… проигнорирую. Пока Совет министров не подготовит соответствующего постановления…

— Хорошо, я вас поняла. Постановления вы получите завтра. Жаль, что вы еще не научились оценивать свою работу хотя бы на сотню лет вперед… ну да ничего, научитесь.

— Таня, вы это всерьез? — удивился Иосиф Виссарионович, когда вечером девушка положила перед ним два листа бумаги с подготовленными постановлениями «Об изменении проектов ГЭС».

— Абсолютно. Мы же это уже обсуждали.

— Ну да… но я думал, что это на далекую перспективу…

— Иосиф Виссарионович, сейчас ситуация изменилась. Я имею в виду, для вас изменилась, как для руководителя государства. Сейчас вы уже должны рассматривать проекты с перспективой на полсотни лет как среднесрочные, по которым и начало, и завершение проекта будет целиком происходить при вашем руководстве. Еще раз напоминаю, что сейчас вы всего лишь приблизились к завершению первой половины жизни, и я очень надеюсь, что не очень-то и приблизились.

— Вы говорили о ста двадцати годах…

— Сто двадцать — это возраст мадларков, оставшихся без медицинского присмотра. Я себя уважать перестану как врача, если в СССР средняя продолжительность жизни через двадцать лет будет меньше полутора веков, и это с учетом смерти от болезней, несчастных случаев и прочих непредвиденных обстоятельств.

— И я вам почему-то не могу не поверить. Ну ладно, где подписывать? Только скажите честно: вы уверены, что все это будет необходимо? Я имею в виду для людей, для… да для той же природы?

— Я знаю одно: через двадцать лет эти поля будут давать центнеров по сорок-пятьдесят зерна в год. А в СССР будет уже за триста миллионов населения, причем населения, постоянно желающего что-то сожрать. И, чтобы это желание удовлетворить, на каждого человека нужно будет выращивать по тонне зерна.

— Я что-то с трудом представляю человека, способного столько съесть.

— Человеки едят не один лишь хлеб, им и мясца иногда хочется, и яичницу с лучком поджарить на топленом сале, и ананас с авокадо умять на досуге. А ананасы с авокадо лучше всего менять тоже на зерно: там, где они растут, с хлебом как раз неважно.

— А может тогда просто не строить эти электростанции?

— Есть и другая арифметика. Килограмм зерна — это киловатт-час энергии. А ГЭС — это электростанции, которые лучше всего годятся для того, чтобы балансировать производство электричества. В сети возникла нехватка — ГЭС добавит столько нужно за пару минут, а угольную электростанцию раскочегаривать несколько часов. Да и просто увеличивать-уменьшать вырабатываемую мощность на угольной — это ее ломать побыстрее, а на ГЭС — всего лишь открыть или закрыть кран. Атомная электростанция дает энергию самую дешевую, но она должна не то что днями — месяцами работать на полной мощности, потому что если она сломается, то энергия вокруг нее веками может уже вообще не требоваться. Так что строить их надо, просто заранее закладываться на то, что полностью вся система будет готова лет через пятьдесят. И не расстраиваться от этого.

— Наверное люди еще долго не научатся мыслить категориями столетий…

— Научатся быстро, благо примеры есть. У китайцев есть притча: старик строит новый дом, камни тешет, в стену их потихоньку укладывает. Прохожий его спрашивает: старик, зачем ты строишь дом из камня? Из кирпича ты бы выстроил его в десять раз быстрее! А старик отвечает: не могу я кирпичный строить, потому что каменный дом простоит тысячу лет, а кирпичный — всего четыреста.

— Хорошая притча. Вы ее там, в Системе у себя прочитали?

— Нет, здесь уже, этой весной. По приказу Мао китайцы на русском напечатали книжку с китайскими мудростями и я ее в магазине увидела и купила. Просто интересно стало: в Системе от китайцев практически ничего не осталось, все было тщательно уничтожено и я захотела подумать о том, почему. Не поняла, но притчи запомнились.

— Надо будет и мне ее прочитать… а политинформация у нас будет как и договаривались? У Лаврентия Павловича появились сугубо профессиональные вопросы после вашего последнего рассказа.

— Да, сразу после праздников. И передайте ему и Струмилину, пусть вопросов подзапасут: в этом году она последней будет. А потом где-то до последней декады января я буду очень сильно занята по медицинскому проекту, так занята что даже в случае начала атомной войны прерваться не смогу. Но войны, надеюсь, не случится…

Глава 22

— Мне вот что непонятно, — с нескрываемым интересом спросил Берия. — Вы сказали, что за каждый человеком в Системе велось круглосуточное наблюдение, да еще каждая точка на континенте просматривалась видеокамерами. Но как тогда вы могли передвигаться в тайне ото всех?

— Я когда-то сама удивилась, насколько просто было обмануть Систему. Каждый человек еще до рождения получал два, а иногда и три вживленных кристалла, которые постоянно мониторили температуру, насыщение крови кислородом, другие параметры — и передавали их в наблюдательную сеть. Считалось, что изъять эти кристаллы из тела невозможно: если параметры жизнедеятельности оказывались несовместимыми с жизнью, кристалл передавал сигнал тревоги и самоликвидировался. То же самое он делал, если его из тела извлекали — но я-то была регенератором. Поэтому я создала химеру из собственных клеток и переместила кристаллы в нее. Меня учили, как это можно сделать… не специально, но если подумать, то технологии определенных хирургических операций давали такую возможность. Обычно я носила эту химеру внутри себя, а когда шла кого-то убивать, просто оставляла ее доме в инкубаторе.

— А наблюдение через телекамеры? Вы же не могли стать невидимкой? Или могли?

— Я уже говорила, что каждая точка на континента просматривалась минимум тремя камерами. Кроме личных апартаментов и — после определенных событий — из видеонаблюдения исключили научные лаборатории и госпиталя регенераторов. Поэтому никто и не узнал, что я вырастила химеру.

— Я не про это: а как вы перемещались? Ездили куда вам нужно было, ходили? Ведь, по вашим же словам, все, что снаружи личных апартаментов, круглосуточно просматривалось?