Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Господин, — провыли из окна, — девка заперта!
— Так отоприте, — велел Зябликов, — сюда ее тащите, да убивать не сметь, она живая нужна.
Один из скелетов повернул череп к Геродоту, клацнул челюстями. Зябликов командовал визгливо:
— Всех до одного живых забирайте, барину в жертву надобно.
Потихоньку, вершок за вершком, я подтащила к себе грязную и мокрую штору. Упыри выводили на крыльцо служивых. Мужики были ранены, избиты и видом своим от упырей отличались мало.
— Мы сдаемся, — причитал Давилов с поднятыми над головой руками.
— Конечно, сдаетесь, — хихикнул Зябликов. Дохлое воинство начальственного веселья не разделило, потому и он смеяться перестал. — В цепи полканов, в кандалы. Где девка?
Площадные покойники стояли, пошатывались. Те, у которых еще были глаза, смотрели прямо перед собой. Наверное, ожидали приказов.
— Поосторожнее, — визжала Дульсинея, появившаяся в дверном проеме, — я женщина!
Собачонка на ее руках тявкала и дрожала. Набросив на голову штору, я тихонечко поднялась и встала, пошатываясь, около синюшной девицы в истлевшем подвенечном наряде. С меня вполне аутентично капало.
— Это не та девка! — закричал Геродот. — Где Ева?
— Сыскарка? — Оттолкнув своего охранника, Бархатова подбежала к постаменту. — Усвистала, только ее и видели.
Герочка поморщился, пнул актерку, попав носком ботинка в плечо, полюбовался, как она копошится в грязи вместе с болонкой, забормотал себе под нос:
— Если Попович догадалась в церковь сбежать… Но она ведь не из таких, не из догадливых… Старуха пусть через артефакт свой разыщет… — прочла я по губам и присмотрелась повнимательнее к тросточке.
Увы и ах! Трость у Зябликова была та самая, созданная заграничными магами для моего бесполезного жениха. Значит, Фараонию тоже схватили.
Если до сего момента я собиралась сдаться на милость отставного корнета, то теперь немедленно передумала. Дульсинею заковали вместе со служивыми, Зябликов махнул рукой, упыри повели вереницу пленных с площади. Герочка обратился к толпе:
— На охоту, дети ночи! Найдите в этом городе всех еще живых!
Чего он ожидал, непонятно. Покойники продолжали тупо покачиваться, никак на его слова не реагируя. Те упыри, что поактивнее, уже занимались сопровождением приказных. Зябликов ругнулся, сплюнул.
— Слабеют чары, рассвет скоро, пора возвращаться.
Он спрыгнул со своего постамента и, помахивая тростью, прошел к стоящей на углу карете. Скелеты следовали за ним; один из них сел на козлы, прочие, гремя костями, сложились в багажный отсек. Транспорт я опознала еще до того, как в приоткрытую дверцу увидела сидящую внутри Елизавету Афанасьевну.
Герочка заносил ногу, чтобы сесть в карету, когда я выстрелила. Другая его нога подломилась, Зябликов упал. Фараония посмотрела на меня безумными от ужаса глазами, во рту ее был кляп. Скелет-кучер спрыгнул с козел, его соратники высыпались бесформенной кучей костей на землю, моментально сложились в нечто невообразимое, похожее скорее на паука. Они бросились ко мне, я, заложив вираж, попыталась их обогнуть. Мне главное было Зябликова в повозку затолкать и успеть с ним там запереться. Не успела. Упырья вялая толпа пришла в движение, склизкие руки хватали мою одежду, держали за волосы. Револьвер упал, выстрелил от удара об землю и был затоптан десятками ног. Я тоже упала, скорчилась, прикрывая уши. Все прочее не смертельно, до свадьбы заживет. Хрустнули ребра, по телу полоснула боль.
«Какой же ты, Семка, болван. И я тоже дурочка. Два сапога пара. Фараония еще, старуха бесполезная. Всего-то и делов было, гроб откопать, и то не справилась. Любопытно, как она попалась. Нет, вру, не любопытно нисколько. Ой!»
Не ощущая уже некоторое время ударов, я открыла глаза. Сапоги. Пара. Не истлевшие нисколько. Даже начищенные, ну то есть по погоде изгвазданные, но под грязью вполне гуталином блестят. Убрав руки с головы, я услышала:
— Непослушная девчонка у Вундермахеров получилась, просто позор семьи.
И всхлипнула радостно:
— Дядя Ливончик!
— Тебе сказано было, в храм ступай. Погоди, не вставай. Ребра…
— До свадьбы заживет. — Встав на четвереньки, я ухватила гнума за руку. — Помоги.
Меня поддержали за плечи, подняли.
— Дворкин, — поклонился гнум с алебардой. — Очень приятно.
— Взаимно, — ответила я, оглядывая поле боя.
Это было эпично. Два десятка низкорослых воинов поработали на славу. Хотя среди вооруженных гнумов сновали мужчины и вполне человеческих размеров. Мистер Ас, буквально несколько часов тому сообщивший мне, что покойников не обожает, вытирал тряпицей лезвие офицерской сабли, а встретив мой удивленный взгляд, поклонился со златозубой улыбкой.
Блатные вступили в альянс с гнумами? Невероятно.
— По уму, — говорил Ливончик деловито, — надо было бы огнем здесь пройтись, но мы обычаи берендийские чтим, потому до рассвета пусть так полежат, в разобранном, так сказать, виде. А после священники перезахоронением займутся.
— Тьфу! — отплевавшись от кляпа, пожаловалась сварливо Фараония. — Чуть не задохнулась.
Гнумский парень в железнодорожной форменной фуражке развязывал чародейке руки. За ним виднелась куча белых костей, обложенная аккуратно по периметру расколотыми черепами, поначалу принятыми мною за огромные яичные скорлупки.
— Это сжечь, — решил Дворкин.
И через мгновение кости запылали, темнея и рассыпаясь пеплом от жара гнумьего огня. Я с некоторым удивлением отметила, что покойников бояться перестала, то есть прямо сейчас могла бы на вскрытии ассистировать. «Ну хоть какая-то польза от этого Крыжовеня. Не прибедняйся, Попович. А губочтение, которым ты здесь перфектно овладела? А познания в душевных расстройствах и всяческих… гм… половых девиациях? И даже новое богатое слово „девиации“».
Герочку пришлось вытаскивать из-под кареты, куда он в испуге забился. Отставной корнет повизгивал, плакал, обнимал трость, просил у меня прощения и жаловался на боль в простреленном колене. Поморщившись от боли в ребрах, я наклонилась к страдальцу и без почтения его обыскала. Дудочка и навья змейка лежали в кармане сюртука.
— Какой жадный чудила, — присвистнул подошедший Туз.
— Поможешь? — спросила я, приподняв обе части артефакта. — У меня со слухом не особо. Мелодия сложная?
Фартовый взял у меня из рук змейку.
— Музыка тебе, рыжая, — он бросил артефакт Зябликову в лицо, — не понадобится.
Змейка ожила, блеснула серебристо, обхватила Герочкин лоб у кромки волос, вжалась в кожу. Яшка кивнул:
— Дудка у тебя была, когда фраер удавку получал, стало быть, ты теперь его хозяйка.
— Ева! — завопил Зябликов. — Госпожа…