Раз, два, три, четыре, пять, я иду тебя убивать. Не знаю, откуда я беру силы не скатиться в истерику.

— Что-нибудь еще? — не скрывая сарказма в голосе спрашиваю я.

— Пожалуй, да. Помнишь я тебе говорил, оступишься — я тебе руку не подам? — чего, блин? — Так вот, я не шутил. Не оступайся. Прежде чем что-то сделать, тысячу раз подумай, стоит ли оно того. Вот теперь можешь идти.

На черта? Ну вот на черта мне этот геморрой? Жил ведь сносно. Ну почти сносно. Бывали даже просветы. Самое смешное, что просветов стало больше. Я бы сказал, посветлело, так посветлело. Стало хорошо и херово одновременно. Как это возможно? Да вот так.

Это как алкашу в завязке дай выпить и все пойдет по одному месту. Сорвется, к гадалке не ходи. А мне только «пальчик» покажи в виде маячившего Влада или… Да любого, кого я обманываю? Такие картинки в голове — хоть санитаров вызывай. И это реально клиника.

Она мне по факту еще никто. Это в мыслях я уже сделал с «никто» такое, что можно охереть. Но мысли к делу не пришьешь, сорвись я на какую-нибудь дикость.

Что я вообще могу ей предъявить? Да ничего. И ведь головой понимаю — ну не могла она с ним трахаться. Потому что другая она. Принципиальная. Да, другая. Другая. Но пиздопротивная часть меня так и нашептывает «другая, другая. А с валенком за каким-то хером ночевала». Сука!

— Ты охренел?! — перевожу взгляд на папину спину и понимаю, что реально переборщил с ударом веника.

— Прости, задумался.

— Иди ополоснись, задумался он.

Выхожу из парилки, обливаюсь водой и ныряю в бассейн. Надо пазл собрать. Или научиться новой хренотне. Точно — оригами. Всяко лучше, чем пиздить веником, пусть и некровного, но, как ни крути, лучшего отца.

— Вылезай. Я мохиту сделал, — зовет меня отец.

— О.

— Что о?

— Окончание на «о», деревня. И вообще, что за бабский напиток?

— У тебя мята в холодильнике пропадает, не чай же заваривать.

— Твоя правда. Слушай, какой, по-твоему, карандаш для глаз подходит сероглазым?

— Сыночка, ты меня пугаешь. Не надо. У тебя и так красивые глаза.

— Очень смешно. Девушке какой подойдет? — лучше бы не спрашивал. Ощущение, что сижу у психиатра. — Ну?

— Так бы сразу и сказал. «Мэйбеллин». Все в восторге от тебя, а ты от «Мэйбеллин».

— Чего? Какой «Мэйбеллин»?

— Обычный. Жил какой-то пацан, у него сестра по имени Мейбл страдала от того, что по ней не сохнет какой-то сопляк. Она решила подчеркнуть свои глаза. Взяла вазелин и уголь. Но ни хрена не вышло. А братец все смешал как надо. Потом пошло-поехало и бабы стали красивыми благодаря туши. Имечко «Мейбл» плюс вазелин вот тебе и «Мэйбеллин». И все в восторге от тебя. Так что карандаш тоже, наверное, этой фирмы. Чего ты на меня так смотришь? Рекламу, что ли, не видел?

— И это я тебя пугаю? Карандаш епрст какого цвета подходит сероглазой?

— Цвета? Понятия не имею.

— Да ладно?! После таких познаний? — не скрывая сарказма выдаю я.

— По логике, сероглазой нужен серый. Зачем тебе это?

— Да вот думаю. Снежана пришла недавно с накрашенными глазами. Цвет какой-то коричневатый был. И вроде не должен подходить, но ей так красиво было.

— И? В чем проблема?

— В том, что я сказал, что некрасиво.

— Я уже ничему не удивляюсь, Даня. Для чего ты это делаешь?

— Развлекаюсь, как могу. Только решил быть нормальным, держался до зуда, а тут на тебе и валенок.

— Что за валенок?

— Не тупи. Влад. Нет, я и раньше понял, что она ему понравилась. Но там смелости и решимости, чтобы завести с ней роман — ноль. Понимал, что такое бабло он не потянет, если проштрафится. А он совестный и до омерзения положительный. Не будет он так подставляться перед матерью и дочерью. А он взял, падлюка, и уволился.

— Вот тебе и валенок.

— Уделал, так уделал. Хоть на место возвращай. Бабки держат человека в узде. Но, знаешь, у меня есть прогресс, можно и порадоваться.

— Чему?

— Тому, что прошло три дня, а я не то, что не тронул его, я даже не беседовал с ним. Это реально прогресс. Но при этом меня распирает от любопытства, что с ним можно было делать в одном помещении столько времени.

— То ли дело с тобой. Ты мастер на все руки. То проститутку закажешь, чтобы пол и окна мыть, то пазлы составлять, — сказал на свою голову. — Мало ли, чем могут заниматься два человека. Была бы фантазия. Может, тоже пазлы всю ночь собирали? — бросает папа, не скрывая усмешки.

— У валенка нет фантазии. Он простой, как три рубля. Пазлы вообще не по нему. Тем более такие сложные, как у меня.

— Я тебе уже сказал, что они встретились в строительном. По камере четко видно, что в свою машину он положил пакеты и притащил их в ее квартиру. Помог с покупками.

— И остался ночевать. Пакеты раскладывал всю ночь?

— Ну мало ли кран чинил.

— Всю ночь?

— Пакеты были большими. А что если в них были обои?

— Какие на хер обои?

— Которые клеят, не тупи. Может, он помог ей их поклеить?

— О да. Я прям так и вижу мужика, который хочет поклеить обои. Ну не такой уж он и валенок, чтобы клеить обои ради секса.

— А хочешь мы узнаем наверняка?

— Нет. Я не буду пока трогать Влада.

— А мы не будем его трогать. Сорок минут и все узнаем. Я сейчас кое-кого сюда вызову.

Через полчаса папу как будто подменяют. И дело не в выпитом коктейле и новой сделанной порции. Он на нервяке. Стучит пальцами по столу и постоянно поправляет полотенце. А потом и вовсе втягивает живот. Что за херня?

— Кого мы ждем?